Бешеный волк (сборник)

Единственным, реальным доказательством существования провидения, является то, что оно лишает разума тех, кого собирается наказать. Правда, не совсем понятно то, что оно делает с темя, кого решает наградить – наверное, лишает разума тоже…

– Андрей, тебе не кажется, что наше неравенство заключается в том, что мы всегда встречаемся у тебя? Так бывает, когда один человек стесняется другого.

– Я не вижу никакого неравенства. Но, если хочешь, когда-нибудь я зайду к тебе, – предложил Каверин.

Самая простая форма проявления отсутствия разума, это потеря элементарной осторожности.

Ни Андрей, ни Ирина не знали того, что сделали очередной шаг по пути к страшной развязке в истории с бешеным волком.

Пока они еще думали, что гуляют по счастью, но, как и все люди, уже несли секретную свою долю. Потому, что отдохнувшее и выспавшееся время уже пустилось вскачь.

А, может, время и не играет роли, потому, что у времени совсем иная роль…

…Потом, на следующий день, после того, как, подкараулив уход Каверина из квартиры Фронтовых, в спальню Ирины ворвется Алик-франт, и мычащий варвар метнет свое зазубренное копье в античную статую, тварь возомнит себя создателем, солнечный луч закроется уродливым облаком смрада, вор назовет подлость вдохновением, плебей возложит на трон свои немытые чресла – дрянь всех времен возьмет слово, генерал-полковник Иван Иванович Фронтов скажет художнику Андрею Каверину:

– Я знаю, почему ты избил Алика. И знаю все, что произошло.

И вообще, я знаю все.

А потом добавит:

– Ты понимаешь, что мне достаточно одного звонка начальнику спецназа ГРУ, и тебя сотрут в порошок прямо в подъезде.

Слова Ивана Ивановича, которые он произносил, почти не разжимая губ, звучали не как угроза, а как простая констатация факта. Ответ Андрея звучал такой же констатацией:

– Мне впервые угрожает человек, которому я завидую…

– Когда я ударил Алика, я еще не знал всего. Мы встретились во дворе, и он с какой-то трусливой наглостью крикнул: «Не ты один пользуешься этой сукой!» – тогда я и ударил его. И жалею об одном, что ударил слабо.

– От него и так, ничего не осталось.

– Осталось вот это, – Андрей разжал ладонь и показал маленького человека, разметавшего руки и склонившего в грусти голову, – Наверное, отскочило от крестика.

Если хотите, можете его взять.

– Такой символ мне не нужен, – ответил Иван Иванович.

– Что с Ириной? – тихо спросил Андрей, не зная, имеет ли он право на знание того, чему сам был, отчасти, виной.

Не зная, имеет ли он право спрашивать о здоровье жены у мужа.

– Шок, – ответил Иван Иванович, – Я вызывал к ней врача, и он выписал лекарства. Но сказал, что есть один врач – время.

– Где сейчас Алик?

– Я навел справки. Он покупал билет на Ярославском вокзале. Направление – Воркута.

Алик понял, что мне все станет известно, и, как трус, сбежал.

Мне, отцу, очень больно об этом говорить, но его подлость оказалась больше, чем он сам.

– Рассказывая мне это, вы понимаете, что я поеду искать вашего сына для того, чтобы его убить? – тихо проговорил Каверин, и после этого вопроса наступило молчание. А потом, не глядя на Андрея, Иван Иванович еще тише спросил:

– Тебе нужны деньги на дорогу?..

22

Шум и гам прибывающих и отправляющихся поездов, создает обманчивую иллюзию того, что все люди куда-то едут. На самом деле, в любой организации случайных людей, не связанных общим знакомством, стадионе или вернисаже, академии наук или на параде, базаре или вокзале – процент спешащих и лениво отдыхающих приблизительно одинаков.

Как, приблизительно одинаков в любой национальности процент мелких склочников и крупных организаторов, жмотов и мотов, умных и глупых, наконец.