Бешеный волк (сборник)

Иван Спиридонович вступил в социал-демократическую партию большевиков в 1913 году, во время студенческих беспорядков в Варшаве.

В том же году он был арестован, и вышел на свободу только в сентябре семнадцатого. Когда Первая мировая война уже почти закончилась для России. В гражданскую – дослужился до помкомполка. После войны окончил офицерские курсы, академию и стал командиром дивизии.

И все было нормально, но фамилия командира корпуса была Столбарев.

Столбарев проходил по делу Убаревича, Убаревич – по делу Тухачевского.

Все пошли под расстрел, только Ивана Спиридоновича отправили в лагерь особого режима в Сусуманский район под Магадан.

Для невинного, это была удача по тем временам. Неудачей было то, что его сын родился уже тогда, когда его отец находился в Тобольской пересылке.

О рождении сына Ивану Спиридоновичу сообщил нагнавший его в Тобольске генерал Орлов, учившийся вместе с генералом Франтовым в академии, и проходивший уже не по делу маршала Тухачевского, а по делу маршала Блюхера.

И таким серьезным было дело генерала Франтова, что не освободили его даже в июле сорок первого, когда и генералов и офицеров так не хватало, что, уже не зная, где их еще взять – стали набирать генералов по тюрьмам. Там их было предостаточно.

Не освободили и не вернули в свою дивизию.

Впрочем, к июлю сорок первого, дивизии, которой когда-то командовал генерал Франтов, уже не существовало.

Полегла она вся в белорусских болотах.

И последним разговором командира этой дивизии с прибывшим из ставки генералом Горбатовым был такой разговор:

Почему вы не отступили, а остались в окопах? – спросил генерал.

– Мы не отступим, – ответил усталый подполковник, а потом взглянул на десяток окружавших его солдат, добавил, – Хоть по одному немцу с собой на тот свет заберем. Но не отступим с нашей земли.

Генерал Горбатов обнял подполковника и прошептал:

– Спасибо, братцы. Если бы все были такими героями… – а потом спросил, – А где остальные силы дивизии?

– А кто их знает. Танки вроде на мины попали. Артиллерия на марше разбита. А с остальными частями я в первый день связь потерял, – проговорил подполковник.

– Да ты, мерзавец, дивизию угробил! Да я тебя под трибунал!

– Воля ваша, товарищ генерал. Только я дивизией вторую неделю командую. А до этого я арифметику в школе преподавал. А те три комдива, что до меня были – сами знаете, где они сейчас. Мне начтыл по секрету рассказал. Так, что воля ваша, вы знаете, что мы делаем, мы знаем, что вы делаете, – видимо за две недели войны подполковник так устал, что уже не боялся не то, что немецких, но даже своих генералов.

И тогда генерал Горбатов заплакал.

Он знал, что делал этот подполковник – просто выполнял приказ генерала Жукова.

И понимал генерал Горбатов, что Жуков ответных за свои ошибки всегда найдет. И ответ будет один – пуля в лоб или затылок.

Так и вышло.

В затылок.

Жуков всегда легко находил виноватых в своих ошибках, а Красная Армия была такой огромной и могучей, что, в конце концов, победила бы даже имея двух Жуковых в Генштабе, и от расстрела трех или четырех десятков комдивов пострадать не могла.

Газеты об этом не писали. Да и то – справедливости ради – гитлеровская армия уничтожила все-таки больше красных комдивов, выполнявших жуковские приказы, чем сам Жуков. Так, что и писать было нечего…