Бешеный волк (СИ)

И Змей не торопится выручать. Откупился, зная, что после такого побоища, да с таким трофеем орденцы уйдут.

— Я сам отвезу его в лагерь, — распорядился Разэнтьер. — Займитесь мертвыми.

Бешеного Волка споро погрузили на быка поспокойнее, привязав как куль с мукой, прицепили поводья к луке седла капитанского жеребца — и бравый победитель поспешил отбыть с места сражения.

* * *

Очнулся он от пинка по ребрам. Так пинают падаль, чтобы проверить, жива она или нет. Волк скрипнул зубами, но не издал ни звука. Еще не хватало! Да и сил не было застонать. Почти сразу навалились холод и боль во всем теле. Только благодаря им и можно было понять, что оно у него все-таки еще есть. Сердце билось гулко и натужно, судороги скручивали каждый мускул, перебивая грызущую боль от ран. Треклятый ошейник впивался в горло и держал куда надежнее ремней. Они вставляют в эти железки черный лунник, а для ифенху нет хуже камня. Темный дар, что в любом случае заставил бы его выживать, съежился, забился в самую глубину существа, и Ваэрден не мог даже приподнять голову, чтобы острый камешек не так больно врезался в щеку. Хотелось сжаться в комок и забраться куда-нибудь в тепло. Знобило, и все сильнее, до одурения, хотелось пить. Почти перед самым носом полз по своим делам жук. Где-то неподалеку разбрасывал слабые блики костер. Пахло дымом, верховыми быками, людьми, едой. И собственной кровью, пропитавшей одежду.

Окованный металлом сапог прошелся по ребрам еще раз. Больно так, будто его бросили в мельничные жернова.

— Давай, собачка, скажи «гав», — хохотнул небритый плотный рыцарь, от которого ощутимо несло потом и злорадством. — Хватит валяться!

— Отбегалась собачка, пора на цепь сажать, — подошел второй и пнул со своей стороны. Наверное, надеялся выбить из жертвы крик. Не дождется.

— Зачем на цепь, сразу пришибить! — отозвался от костра кто-то третий. Злорадство висело в воздухе столь ощутимо, что било по сознанию ифенху не хуже плетей.

Ваэрден все-таки сумел чуть повернуть голову и прошипел, едва не теряя сознание от боли в горле:

— А не пошли бы вы… все… к алден под хвост!

Если сейчас ему на голову обрушится котелок кипящей воды — плевать. Эти твари смеют гордо именоваться людьми. Что ж — он волк. И унижаться перед ними не станет.

— Не понял, — ухмыльнулся первый. — Шелудивый пес все-таки что-то гавкнул, или нет?

— Вроде гавкнул, да не больно почтительно. Надо, собачка, не посылать, — последовал еще один пинок, — а вежливо спрашивать, что угодно хозяину.

— Куда он нас послал? — тот, что сидел возле костра, подошел и присел на корточки возле самого лица. От него шибануло брагой и брезгливым омерзением. — Ты куда нас послал, я тебя спрашиваю?

— Он щас сам туда пойдет, — заржал небритый боров. — Только без ушей, они ему все равно не понадобятся.

— И без клыков, — добавил еще кто-то. Со всего лагеря стал постепенно собираться народ, усмотревший развлечение. — Они ему тоже не нужны.

Каждое вбитое в Волка презрительное слово только больше распаляло его злость, как и густой ненавистный человеческий запах. Каждое новое замечание рыцари сопровождали ударом. Предвкушение крика жертвы становилось уже вовсе невыносимым. Может, и впрямь сдаться, чтобы они отстали?..

— Это еще что такое!? А ну пшли вон, бездельники! Вы что устроили — на его место захотели?! Так я вас живо розгами научу уважению к пленным!

Знакомый голос… Голос родом… из детства?..

Он мучительно задрожал, боясь поверить в то, что слышал сейчас, в то, что увидел днем. Нет. Такого просто не может быть, потому, что быть не может! Это бред воспаленного сознания. Лихорадка подсовывает ему этот голос, безумие боя навеяло эти глаза…

«Не верю!»

Но вояки быстренько расступились, давая дорогу усталому злому командиру. Ифенху полуслепо воззрился на… Лохматый, с месячной щетиной на подбородке, невыспавшийся, и за милю разит человеком, но…

— Раззнтьер?..

Капитан вздрогнул. Но изумления своего при подчиненных показывать не стал.

— Перенесите к моему костру. Не мусор, чтоб на земле валяться!

Они заворчали недовольно, но подчинились. Пусть и брезгливо, но подняли ифенху на руки и доволокли до капитанского костра. Бесцеремонно сбросить его на одеяло помешал только гневный взгляд Разэнтьера. Капитан шуганул подчиненных, подбросил хвороста в огонь и присел рядом с Волком, стараясь заглянуть ему в глаза.

Хочешь смотреть, инквизитор? Смотри. Смотри и гори со стыда! Кто из нас больший хищник? Скольких несчастных, повинных лишь в том, что в их крови живет дар Темного народа, вы сожгли водой и солнцем, отправили на кол и гильотину, морили голодом в своих подвалах? Ты знаешь, что такое наш голод, инквизитор? Смотри. Смотри и стыдись, если стыд у тебя есть! Я всего лишь хочу жить…

Ваэрден не думал об этом внятно. Он просто лежал, глядя, как пляшет пламя костра и стараясь не завыть от боли и злости на себя самого и этих тварей. Озноб сменился жаром, глаза слезились и почти ничего не видели.

— Откуда ты меня знаешь? — спросил капитан. — Мы разве раньше виделись?

Высокомерное молчание было ему ответом, и злобный волчий взгляд.