Но напрасно Давид увещевал, настаивал, умолял… Царь не согласился с ним. Ираклий опасался, что императрица отступится от него и станет поддерживать союз только с царём Соломоном. Этого нельзя было допустить. Грузия, по его мнению, окончательно свалилась бы в пропасть, потеряв дружбу и покровительство России. Она не приобрела бы и благоволения Турции и Ирана. Все эти три державы стали бы одновременно врагами Грузии.
Соображения Ираклия казались Давиду необоснованными. Он был уверен, что турки, узнав о разрыве Ираклия с императрицей, немедленно заключат мир с ним. Шах Ирана также с удовлетворением примет известие о таком решении грузинского царя и окажет ему всяческую помощь. Таким образом ещё до окончания русско-турецкой войны Грузия получит возможность устроить свои внутренние дела: создать регулярное войско, изготовить пушки нового образца и, что важнее всего, закончить строительство и заселение деревень. Все эти мероприятия, по мнению Давида, займут не более двух или трёх лет, а потом уже можно будет совсем иначе разговаривать с соседними государствами. С дружбой или враждой Грузии её соседям придётся тогда считаться более серьёзно, чем сейчас.
Ираклий рассеянно слушал Давида и даже не вступал с ним в спор. На все доводы у него был один ответ: нет.
Давид умолял царя хотя бы повременить до возвращения Бесики из Ирана, а до тех пор не давать Языкову никакого ответа. Ответ Керим-хана мог прийти со дня на день.
Ираклий и на это не согласился.
Давид попытался привлечь на свою сторону мдиванбегов и других сановников, но вскоре с грустью убедился, что рассчитывать на их помощь не приходится. Будь здесь Леван… Но царевич был в отъезде, а без его помощи Давид был бессилен. Нго собственного влияния было недостаточно. Давида поддержали только два или три мдиванбега, всё же остальные сановники присоединились к Чабуа Орбелиани, который полностью разделял мнение Ираклия. Чабуа изо всех сил старался угодить Языкову — ходил за ним по пятам и с готовностью отвечал на все его вопросы. После каждого свидания с капитаном он радостно, словно свершив великие дела, сообщал вельможам, что всё идёт хорошо, что Языков обещает царю полное прощение всех его провинностей.
Давиду Чабуа опротивел.
— Что ты прыгаешь около русских офицеров, как комнатная собачонка, — не вытерпев, сказал однажды Давид мудрому мдиванбегу. — Не бойся, не убегут!
— Сказано Проклом Диадохом… — начал, как обычно, Чабуа, но Давид нетерпеливо перебил его:
— А ну тебя! Свою голову надо иметь, а от беганья к Проклу не будет проку. Императрица нанесла нам оскорбление, а ты готов целовать сапоги её офицерам!
— Что ж, прикажешь зверем на них глядеть? Человек приехал расследовать дело, установить, мы виноваты или генерал Тотлебен, а ты велишь не улыбаться! Не буду же я ссориться с лодочником, сидя в лодке!
— Эх, скорее бы Бесики приехал с ответом от Керим-хана! Тогда я буду знать, как поступить!
— Бесики! Хи-хи! Бесики! — захихикал Чабуа, — Вот удивил! Он, оказывается, надеется на Бесики!..
— А почему бы нет? — вспыхнул Давид.
— Я тебя считал умным человеком, а ты, оказывается, рассчитываешь, что Бесики спасёт страну! Уж не думаешь ли ты, что Керим-хан станет беседовать с этим безусым юнцом о государственных делах?
— Царевич Леван тоже безусый юнец, — сказал Давид с досадой, — но думаю, что он разбирается в государственных делах нс хуже, чем некоторые мудрецы из мдиванбегов!
— Сравнил! Так ведь Леван — царевич, а тот простой попович! Какой из Бесики посол? Я просто сгораю от стыда каждый раз, когда подумаю, что государь отправил его послом в Иран!
Давид быстро отошёл от Чабуа. Он боялся, что не сумеет сдержаться и скажет лишнее почтённому родственнику.
Третьего ноября прискакал курьер, который сообщил Ираклию, что приехал посол из Ирана. Давид спросил, нет ли с ним Бесики, но курьер ответил, что посла Керим-хана сопровождают только персы.
Царь приказал устроить иранскому послу особо почётную встречу.
Языков и Львов были также приглашены присутствовать на приёме иранского посла. Оба с удовольствием приняли приглашение и, надев парадные мундиры, явились к царю.
По обычаю, грузинский царь должен был выйти из крепости навстречу шахскому послу, но Ираклий решил нарушить этот старый обычай и выслал вместо себя Давида Орбелиани. Сам же он восседал на троне в своём шатре. По правую руку от него сидел католикос, по левую выстроились мдиванбеги. Русским отвели место с правой стороны, позади католикоса. Ираклий особенно хотел подчеркнуть перед послом Керим-хана свою неизменную дружбу с Россией.
Посол Керим-хана оказался старым знакомым Ираклия, бахтиаром Асат-Мирзой. Царь приветливо улыбнулся ему. Выбор послом человека, близко знакомого грузинскому царю, показывал, что шах желает сохранить с Грузией прочную дружбу. Мать Асат-Мирзы была грузинкой, и сам он хорошо говорил по-грузински.
Асат-Мирза опустился на колени перед Ираклием, трижды коснулся лбом пола и протянул царю послание шаха. Ираклий взял письмо, передал Давиду и с улыбкой обратился к Асату: