Бесики

— Не будем больше беспокоить её светлость, — почтительно сказал Росто и отвёл от Анны немедленно подчинившегося ему Давида.

Замешательство и суматоха скоро улеглись. Анна попросила гостей не прекращать дозволенного богом брачного веселья, а сама направилась в маленькую дворцовую церковь Мухран-Батони, чтобы отслужить панихиду по усопшему супругу. Но пир, конечно, не мог продолжаться, и. гости отправились в церковь вслед за Анной.

Дворцовая церковь была очень мала, в ней помещалось всего человек десять — двенадцать, поэтому большинству гостей пришлось остаться на дворе. В церковь вошли лишь члены царской семьи и близкие их родственники.

Улучив время, Бесики пошёл разыскивать Элизбара Эристави, но нигде не мог его найти. Поэта вдруг потянуло к Элизбару; он почувствовал к последнему такую близость, точно этот опальный князь стал ему роднёй. Бесики жаждал побеседовать с ним по душам, он инстинктивно угадывал, что Элизбар — единственный человек, которому он может без опасения открыть своё сердце.

Бесики обошёл дворец и весь замок, всюду расспрашивая об Элизбаре. Наконец он узнал от стражей у ворот, что Элизбар сел на лошадь и уехал, покинув вместе со своими пятью спутниками замок в ту самую минуту, когда запирали ворота. Очевидно, Элизбар бежал прежде, чем выяснилась причина появления главного мандатура.

Бесики досадливо махнул рукой и огляделся, не зная, куда идти. Перед дворцовой церковью стояла толпа парода. Он направился ко дворцу и поднялся во второй этаж. Пиршественный зал был пуст. Стол был ещё не убран, и на нём в беспорядке громоздились драгоценная посуда, зажаренные бараны, блюда, полные плова, малые и большие сосуды для вина. Ни одного слуги не было в зале. Бесики взглянул на балкон и увидал там Анико, которая одиноко стояла у колонны и смотрела вниз, во двор.

Бесики тихо приблизился к ней и кашлянул. Анико обернулась.

— Бесики, это ты? — обрадовалась она. Потом поднесла к глазам шёлковый платок и глухо проговорила: — Нет у меня больше дедушки, Бесики.

— Лучше вовремя умереть, чем заживаться на свете. Ваш дедушка, пошли ему бог царствие небесное, был очень стар. Не надо скорбеть о нём. Не печальтесь, царевна!

— Меня даже не взяли в церковь. Мне сказали, что я не должна плакать, и оставили меня здесь одну.

— Вам правду сказали, ваша светлость.

— Почему ты не внизу?

— Я искал вашего дядюшку, Элизбара Эристави…

— Ах, ведь я на тебя сердита, — вдруг прервала его Анико и, надув губы, отвернулась в сторону. — Я забыла, что решила не разговаривать с тобой.

Бесики с улыбкой смотрел на неё и молчал. Анико быстро оглянулась, чтобы проверить, не ушёл ли он. Убедившись, что он стоит на месте, она снова отвернулась и продолжала, словно разговаривая сама с собой:

— Трус! А я-то воображала себе его Тариэлем. Любопытно, зачем он пришёл сюда? Может быть, он собирается сразиться с сыном хорезмского царя? — Анико насмешливо пожала плечами и снова оглянулась.

Бесики по-прежнему стоял на месте. В глазах Анико играла лукавая улыбка.

— Скажи мне, ведь это ты нарочно тогда придумал, будто только в шутку ухаживал за мной? Побоялся сказать правду?

— Каюсь, я солгал.

— Ты лжёшь и теперь! Уйди от меня! — притворно рассердилась Анико, но не могла удержать улыбку. — Скоро рассвет! — сказала она после минуты молчания.

— Свет погас для меня навсегда, — чуть слышно прошептал Бесики.

Анико с удивлением посмотрела на него.

— Почему?

— Потому что солнце моей жизни сегодня закатилось и никогда больше не взойдёт для меня. Оно будет теперь светить имеретинскому царевичу!..

В словах Бесики было столько искреннего горя, что сердце Анико сжалось от тоски. Впервые за это время она почувствовала всю серьёзность того, что произошло: сегодня кончилась её беззаботная молодость, она больше не свободна в своих чувствах и поступках, она — замужем за человеком, которого она не любит, а тот, кто ей нравился, потерян для неё навсегда.

— Бесики! — прошептала она и горько заплакала, спрятав лицо в шёлковый кружевной платочек.

Когда, успокоившись, она оглянулась, Бесики уже не было на балконе. Вокруг толпились люди, которые старались успокоить её и уверяли, что невесте не подобает плакать в день свадьбы.

Золотая осень в Тбилиси была на исходе. Стояли солнечные жаркие дни, и только по ночам чувствовалось, что приближается зима; воздух быстро остывал, и уже в лёгком халате нельзя было выходить на улицу. В город начали съезжаться семьи вельмож и богатых купцов, которые знойное лето и урожайную осень проводили в своих поместьях или на дачах. В Тбилиси они обычно приезжали уже после того, как в деревнях был собран урожай, были отпразднованы все свадьбы и начинался листопад.

Во дворце участились приёмы. Знатная молодёжь почти каждый день собиралась в залах дворца для игр и веселья. Бесики, естественно, был частым гостем этих весёлых собраний. Он чувствовал себя привольно. Царевна Анна была в трауре и отсутствовала. Она должна была определённый срок провести в отдалении, дабы её не упрекнули в том, что она недостаточно сильно скорбит об утрате мужа.