Бесики

Всю неделю Анна говела. В Сионском соборе приняла святое причастие — и как будто обрела духовную силу. Постоянно находилась возле прикованного к постели мужа, ухаживала за ним, вытирала шёлковым платком его запавшие гноящиеся глаза. Но когда во дворце царицы Дареджан она опять встретила Бесики, сердце её так забилось, словно хотело выскочить из груди. Она поняла, что напрасны были все старания. её опять охватило то греховное желание, которое заставило рассматривать себя нагую в зеркале. Прислонившись к высокой балконной колонне, смотрела она на расстилавшийся перед ней Тбилиси. Отсюда видны были церковь Анчисхати, палаты царевича Георгия, ростомовские конюшни и четырёхэтажный дворец царя Ираклия. Сверкал купол Сионской церкви, и цветные стёкла гостиного двора отсвечивали радугой. В плавильной печи монетного двора, как сатана, кружилось красное пламя. Анна глядела на утопающий в сумерках город и думала:

«Годы уходят, а с ними красота и надежды на любовь… А так хочется любить. Что впереди? Старость и смерть. Загробная жизнь? Но кто знает, что она такое? А может быть, её и вовсе нет?»

В этот вечер Анна решила овладеть сердцем Бесики во что бы то ни стало. Но тут требовалась исключительная осторожность, так как царица Дареджан ненавидела всех родственников своего царственного супруга, и больно всех — Анну, к которой она приставила двух шпионок.

Анна знала всё это и вела себя очень осторожно. При встречах с Бесики она сдвигала брови и холодно глядела на него, хотя сердце у неё при этом сладко замирало.

Она терпеливо ждала благоприятного случая.

Как только Анна узнала о прибытии каравана ага Ибреима, она вместе с внучкой, в сопровождении придворных дам, отправилась на площадь.

Дамы шли попарно.

Старшая Анна — распустившаяся роза, младшая Анна — Анико — нежный, благоухающий бутон. На старшей Анне было три жемчужных ожерелья, на младшей — одно. Талию старшей Анны охватывал золотой пояс, украшенный рубинами и изумрудами. Внучку украшал серебряный пояс с изумрудами и аметистами. Белые покрывала придворных дам закреплялись на голове тонким золотым обручем, усыпанным самоцветами.

Анна остановилась у Анчисхатской церкви, перекрестилась и поцеловала икону, помещённую в нише. Младшая Анна — Анико и спутницы последовали её примеру. Потом все опять попарно продолжали путь к площади.

Старший приказчик ага Ибреима поспешил приветствовать сестру царя Ираклия. Опустившись на колени, поцеловал подол её платья и повёл её и придворных дам к тюкам, у которых хлопотали караванщики.

Анна больше интересовалась тканями, хотя осматривала внимательно и остальные товары. Перед ней развернули английские цветные сукна, венецианский шёлк, стамбульский бархат, златотканую парчу и персидские шёлковые цветные ткани самых разнообразных оттенков.

Анна прикидывала, какие из них идут внучке. Лицо тринадцатилетней девочки вспыхивало то алым, то золотистым оттенком от струящегося шёлка. Внучка являлась как бы зеркалом, в котором Анна видела своё отражение.

Вдруг Анико зарделась, чуть повела плечом и, опустив длинные ресницы, смущённо стала перебирать развёрнутую перед ней ткань.

Анна невольно оглянулась.

К ним подходили Давид и Бесики.

Анна взглянула на Анико, и у неё кольнуло в груди. Новое препятствие становилось на её пути. Правда, судьба внучки находилась в её руках, но неведомый голос опять шепнул, что время её любви минуло!

«Нет, не минуло!» — упрямо ответила Анна.

Она любезно улыбнулась друзьям, протянула руку Давиду, потом, несколько замедлив, Бесики. Когда губы Бесики коснулись её руки, по всему телу её пробежала дрожь. Анна шутливо пожурила Давида за то, что он уже несколько дней не показывался во дворце: ведь он обещал ей подробно рассказать о Петербурге, а теперь как будто нарочно исчез.

Давид оправдывался тем, что все эти дни был занят инженерным делом, и в свидетели привёл Бесики.

— Будь она здесь, тогда, наверно, вы были бы нашим постоянным спутником, — с улыбкой сказала Анна Давиду.

Давид провёл рукой по усам и отвёл глаза. Анна намекала на дочь Ираклия, принцессу Тамару, которая в то время была в Телави.

Давид в Петербурге получил письмо с известием, что царь Ираклий дал своё согласие на его брак с Тамарой. До этого Ираклий отказал в руке дочери ахалцихскому паше и владетелю Хунзаха, которые надеялись, женившись на принцессе Тамаре, породниться с Ираклием. Среди детей Ираклия Тамара и Леван отличались красотой и талантливостью. Тамара прекрасно знала философию и богословие, изучила русский и французский языки, говорила по-персидски и по-армянски. Ираклий решил выдать её замуж на родине за близкого ему человека, хотя этот выбор окончательно поссорил его и с ахалцихским пашой и с владетелем Хунзаха. Поэтому Анна относилась к Давиду уже по-родственному и вела с ним непринуждённую беседу, бросая время от времени косой взгляд на Бесики. Но тот не обращал никакого внимания ни на придворных дам, ни на Анико, которая прижалась, как обиженный ребёнок, к жене именитого купца Пиралашвили.

— Чем ты удручён, Бесики, почему не развлекаешь дам? — обратилась к нему Анна.