— Да, князь, было такое дело! Но теперь, как вы сами видите, я свободен, как птица. Мы ещё посмотрим, кто кого арестует! — И Чоглоков, повернувшись к хозяину дома, почтительно осведомился о его здоровье: — Как вы поживаете, ваше сиятельство?
— Пожалуйте сюда, садитесь рядом со мной, — по-грузински сказал эристави Чоглокову и показал рукой на тахту, заваленную подушками.
Чоглоков поблагодарил эристави и обратился к Ратиеву:
— Когда мы едем в Тбилиси?
— Я ожидаю оттуда ответа.
— Ответа? — удивился Чоглоков. — Какого? От кого? Надо ехать немедленно. Ваши курьеры могут попасть к Тотлебену в руки, и тогда вы не дождётесь ответа и через год! Этот хитрец разослал повсюду свои отряды, чтобы перерезать все коммуникации в стране. Нам ни в коем случае нельзя медлить.
— Я послал курьера короткой дорогой. Эристави дал мне проводников. Ответ я получу не позднее завтрашнего дня, а пока нам и здесь неплохо.
— Но до завтра Тотлебен может перерезать главную дорогу, по которой мы должны пройти! Не по короткой же дороге мы будем вести в Тбилиси кавалерию?
— Пусть и это вас не беспокоит! — успокоил Ратиев Чоглокова. — Главное — получить через господина Моуравова согласие царя Ираклия. Тогда мы двинемся в путь.
— Вы ничего не слышали о Ременникове? — спросил Чоглоков. — Он первым был отослан Тотлебеном в Россию.
— К сожалению, я не встретил его по пути, иначе он был бы сейчас свободен.
— А Назарова, моего переводчика, вы не встречали?
— Как, неужели и его арестовал Тотлебен?
— Не только арестовал, но содержал его в самых жестоких условиях, как будто имел дело со свирепым разбойником. Сначала Назаров сидел в яме, а потом его под конвоем из тридцати человек отправили связанного в Моздок. Нам придётся прибегнуть к помощи её величества, чтобы освободить их обоих. Но до этого мы должны схватить графа.
Ратиев кивнул Чоглокову в знак согласия и стал расспрашивать Дегралье о причине его увольнения со службы. Тот рассказал, как Тотлебен поручил ему составить описание Грузии для коллегии иностранных дел. В этом описании о царстве Грузинском говорилось как о стране, которую необходимо покорить.
— Тотлебен приказал мне написать, что Грузия населена настоящими дикарями, что люди здесь не говорят, а лают и что у них нет никакого представления о самых простых правилах человеческой нравственности.
— И вы написали это? — возмущённо спросил Ратиев, побледнев от гнева.
— Написал, поскольку мне было приказано, — ответил Дегралье и, увидев по лицу Ратиева, какое впечатление произвели его слова, быстро добавил: — Но я тотчас же рассказал обо всём Ременникову.
Ратиев собирался что-то ответить Дегралье, но тут хозяин дома пригласил гостей в другую комнату и разговор прервался сам собой. Войдя в просторную столовую, гости увидели перед собой роскошно сервированный стол.
— Ах, какое великолепие! — воскликнул Чоглоков. — Взгляните на этот стол, господа! И Тотлебен смеет утверждать, что Грузия населена дикарями!
В комнате появилось пятнадцать или двадцать слуг, каждый из которых держал в руках кувшин, медный таз, душистое мыло и полотенце.
Когда гости вымыли руки и разместились за столом по старшинству, вошёл епископ. Все встали. Епископ осенил собравшихся крёстным знамением и, перед тем как приступить к ужину, прочёл «Отче наш». Чтобы почтить гостей, он читал молитву по-русски.
Свадебные приготовления во дворце шли обычным порядком. Составлялся бесконечный перечень приданого, переписка которого на бумажный свиток длиною в десять локтей потребовала целого дня. Было заколото множество скота. В торне пекли хлеба разных сортов; повара готовили десятки разновидностей плова, для которого поварята перебирали рис, очищали изюм и гранаты, растирали корицу и гвоздику; в высоких ступках толкли душистые травы. В огромной царской кухне стоял такой чад, что одурманенный правитель дворца ходил шатаясь, как пьяный. Он должен был всё проверить сам — вина, хлеб, приправы, мясо и птицу. На столах в кладовой высились горы битой дичи. Нужно было осмотреть каждую куропатку и каждого фазана — ведь из них половина могла оказаться уже непригодной для стола!