Бесконечная битва. Планеты на продажу. Человек с тысячью имен. Рассказы

Но тут же споткнулся и упал. Потом встал. Однако угодил в какую-то яму и подвернул лодыжку. От боли хотелось лечь и не двигаться. Но, когда он посмотрел на своих преследователей, то увидел, что обе группы ближе, чем он думал — и слишком близко к вершине холма, где он искал спасение. Ближайшая группа находилась всего в двадцати пяти ярдах от него, и теперь он мог различить их человеческие лица.

Это был один из тех моментов, когда кажется, что время останавливается (чего на самом деле не происходит). Когда все застывают в пространстве и времени (остался только он, Стивен).

И лишь сейчас, когда он разглядел их лица, он впервые осознал этот факт.

«Человеческие существа!»

Правда, это не очень поразило его. Даже сухарь-антрополог пришел бы в большее возбуждение, чем он сейчас. А более впечатлительный ученый так просто затрясся бы от восторга — но подобное состояние было неизвестно такому лицемерному существу, как Стивен. У него не было особенных убеждений. Но однажды ему пришлось (ибо не удалось уклониться от этого) поприсутствовать на одном из собраний ученых мужей, где обсуждался вопрос существования иных рас на других планетах. Вот поэтому-то и столкнувшись в реальности с подобным фактом, он и застыл на месте, не в силах оторвать взгляда от них в течение нескольких секунд.

Туземцы Миттенда, которых он видел, были почти белыми, но все же в них была какая-то примесь, сразу отметил он, потому что и сам был не чистокровным белым, почему, бывало, и называл себя сам — ради смеха, конечно, — «гражданином мира». Его прабабка была метиской; и никто не знал, чего в ней больше: индейской крови или бледнолицых. Да это никого и не беспокоило, потому что она была невероятно красива. Его дед женился на очень привлекательной женщине, которая имела примесь китайской и гавайской крови. А отец Стивена — на девушке, имевшей немецко-русские корни, с черными волосами и испанской внешностью.

Что особенно очаровало Стивена — и пригвоздило его к земле — это не то, что… миттендианцы… были людьми, а то, что все они чем-то были похожи на самого Стивена. К тому времени, когда до него дошел смысл этого, туземцы уже были совсем рядом.

Уже ни о чем не думая, он побежал изо всех сил, ловя ртом воздух и чувствуя, что долго так не выдержит. Теперь он поднимался по склону холма, который, кажется, был более крутым с этой стороны, чем с той, откуда он появился.

Невероятно, но только сейчас, в самый последний миг, До Стивена дошло, какую же глупость он совершил, рискнув отправиться сюда в одиночку; подобные мысли раньше в голову ему не приходили. Он делал то, чего хотел, и посылал всех к черту. Но теперь, впервые в жизни, мелькнула мысль: «Зови на помощь, идиот!»

Стивен чуть пошире раскрыл рот, который и так уже сам открывался, когда он делал судорожные вздохи. Но ему удалось лишь выдавить из себя слабый крик.

Такой слабый, что почти не потревожил воздух, но он все же сделал одну вещь: напомнил ему о том, когда он запер сам себя на верхнем этаже своего пятиэтажного нью-йоркского особняка (использовавшегося в основном как склад и где располагались комнаты для молодой прислуги).

Никто так никогда и не понял, как Стивену удалось закрыться на этом этаже. Для этого нужен был ключ — а считается, что парень, которому уже исполнилось пятнадцать лет, должен быть достаточно благоразумен, чтобы понимать, что глупо закрывать дверь изнутри на ключ, а потом терять его (Стивен выбросил его в окно и сделал вид, что тот выскользнул из его пальцев).

А позднее, когда стали сгущаться сумерки, Стивен стал звать кого-то на помощь. По крайней мере, впоследствии он утверждал, что звал; или, быть может, просто шептал, чуть слышно, так, чтобы этот шепот был различим лишь вблизи, а не у земли. Но позднее он не упоминал об этом.

В версию, которую он сочинил потом, вошла вероятность того, что мужчина по имени Марк Брем запер его, после чего, стоя внизу на лужайке, смеялся над тем, как поступил с мальчиком.

— Да он словно сошел с ума, папа. Он, наверное, очень ненавидит меня, да и, наверное, остальных богачей тоже.

Его отец, голова которого была занята массой других проблем, в этот раз удивился — но всего лишь на несколько секунд — каким это образом его сын вызвал непонятную злобу у слуг. Почему и поговорил с мальчиком еще минуту.

— Лучше всего говорить правду. Наказание за действие, когда кому-либо наносится умышленно вред, или за ложь наступает автоматически — ты остаешься психически связанным с этим пострадавшим человеком, и тебе не освободиться от этой связи.

Очевидно, бог и Стивен знали правду. Но, собственно говоря, у Стивена в мозгу правда получила странное преображение:

— Один из слуг пытался убить меня, без какой-либо очевидной причины. Я всего два раза говорил с ним за все время, что он у нас. И, наверное, в этом и все дело наверное, он чувствует себя отверженным и хочет побольше к себе внимания.

Такая вот правда излилась из уст пятнадцатилетнего мальчика. Наверное, самому-то Стивену хотелось, чтобы его вечно занятой отец побольше времени проводил с ним.