- Не-не-не, это совсем другая… Я скажу «да», только если ты завтра же найдешь подходящий угол и в деталях расскажешь Винчестеру, какой он идиот. Даже малышки в кафе, и те не понимают, почему «дядя с лягушкой на шее» сидит, как каменный, хотя ему совершенно точно хочется взять за руку «красивого дядю в плаще»…
- Так и сказали? – Кастиэль округлил глаза, вновь краснея, вмиг забыв о переодевании Габриеля.
- У тебя столько крови нет, сколько ты краснеешь.
К вечеру стало совсем плохо. К рукам, глазам, запаху, голосу и идеальному соотношению добавились еще волосы, почему-то нос и злосчастная цепочка. Сэм почти поверил в то, что это заговор, но продолжал тупить в экран лэптопа до полуночи, сбивая свои мысли с накатанного круга: смятая ткань рубашки и тепло под ней – запах, как после дождя и одновременно солнечный, которого быть не может, но он есть – необходимый для его рук вес – легкое поглаживание скул – отчаяние губ – третий вкус, терявшийся на фоне вишни и клубники, но незабываемый и трудноописываемый. А затем все сначала, наоборот и с резкими флэшбэками в виде полуприкрытых ярчайших глаз, которые до того точно не были… настолько прозрачными. Он совершенно точно сходил с ума, но никак не мог перестать облизывать собственные губы. Остановили его только первые признаки трещинок.
Дин и Кастиэль давно спали, привычно поделив подушки, одеяло и пространство своей кровати, тогда как Габриель без каких-либо стеснений развалился на всю ширину кровати, хотя его для нее и не хватало. Подойти к нему и лечь спать сейчас казалось чем-то невообразимым, отчего к щекам опять – в который раз! – приливала обжигающая кровь, а из ушей едва ли не пар валил, как в качественно-эмоциональных мультиках. Если бы у него был такой же молоток, как в мультиках, он бы обязательно себя им двинул. Потому что он вообще не отвечал за собственные руки, которым очень хотелось еще раз прижать к хозяину кого-нибудь настолько же сильного и маленького, чтобы можно было защитить и сделаться одновременно слабым-слабым. Ну, или просто зачеркнуть «один» и написать «двое как один». Что-то он не замечал такого до того момента.
Ванная почти радостно приветствовала его не успевшей остыть с прошлого раза водой. Сэм потер несчастные щеки и уставшие за день глаза. Ныли полученные за день синяки и царапины от многочисленных невезений, но вот это глобальное невезение волновало его прямо сейчас. Нет, это точно проделки Судьбы. Просто однозначно ее. Еще одна извращенка, прямо как Бэкки. Мужики всегда должны быть с женщинами (а тряпки со швабрами, кстати говоря). На этой оптимистичной мысли Сэм успокоился, сделал глубокий вдох и шагнул в комнату. И даже сделал еще один шаг. Прежде чем ринуться обратно в ванную и таки засесть рядом с ванной, гипнотизируя плитку на полу.
Он просто не мог сам так четко увидеть вот это. И это совершенно обычное зрелище. Он триста раз уже это видел. И даже больше. И даже сегодня. Сэм сглотнул и попытался собрать расползшееся сердцебиение обратно в район сердца. Он был рад, что это не перешло во что-то более серьезное. Как отлично мешало ему незнание того, как это… О господи, нет, какое это, это ж проклятие чистой воды. Да какой идиот перевозбудится от вида незамысловатой цепочки, во сне сбившейся и теперь лежавшей где-то на боку, тускло поблескивая в свете ночника, при том как нельзя лучше очертив напряженную ключицу… Сэм позволил себе глухо застонать и спрятать лицо в ладони. На счет три он идет, ложиться, отворачивается и засыпает как ни в чем не бывало, трус несчастный! Трудности надо преодолевать!
Шаг. Еще. Еще. О, так и до кровати не долго. Главное не смотреть. А, он все равно уже отвернулся. Так, перевести дух, вроде особых приливов кое-чего красного кое-куда не туда не ожидается, значит можно сесть на кровать, оттащить себе одеяло, так, снять ботинки… Натолкнуться на руку, срочно убрать эту руку, желательно через одеяло, проскользнуть под одеяло и закрыться им по самый подбородок… А, ну да, было бы все так просто. Одеяла категорически не хватало даже до пояса. Вот фигня, он готов был пожарить Судьбу на медленном огне за такое… Нет, вот ЗА ТАКОЕ надо просто сжигать на сильном. Потому что вот этого уже слишком. Слишком неясного бормотания вроде «Еще бы попозже пришел, Сэмми», шуршания ткани и вот этой новой позы, когда почему-то холодным носом утыкаются в шею, за нее же отчаянно хватаются одной рукой, другую устраи-вая на сильном плече Сэма, залезают на него с коленками.. и, господибожемойзачтоемувсеэто, холодя цепочкой его собственную ключицу. Он точно издевается. Потому что Сэм не может слушать это тихое и почти счастливое сопение, не может чувствовать щекой растрепанные мягкие волосы, не может не обнимать его за талию, вновь вся ширина на всю длину, да еще и ладонь скользнула на живот, не может выносить того, что мучавшее его сердцебиение разом пропало, оставив свинцовую усталость, он почти закрыл глаза и расслабил голову…