Читаем Бесконечная шутка полностью

– Что, метафизический ангст в тринадцать? – адресует Пемулис вопрос глазам отражения т. н. Викинга в зеркале. Спина у Фрира широкоплечая, обезжиренная и отличается великолепным для теннисиста рельефом широчайшей мышцы, но слегка пестрая от частых применений и обдираний полироли: Фрир в полироли чуть ли не купается, потому что одержим состоянием кожи – она у него нордическая, шелушится, а не загорает. Он все еще в джинсах и лоферах, видит Пемулис. Пемулис все еще ждет характерного скачка настроения от двух предматчевых спансул Тенуата.[276] Шкафчик Пемулиса хотя и забит, но содержится в строгом порядке, едва ли не алфавитном, – как рундук просоленного морского волка. В потайных нишах для хранения в особой системе полок с нишами, которую Пемулис установил в возрасте 15 лет, некогда хранились разборные весы, медицинский инструмент и психотропные вещества. Плюс тряпичные мешочки с толченым кайенским перцем, чтобы сбить со следа отдаленный дамоклов меч ищейки, – из времен, когда он еще был зеленым салагой.

Это до открытия непревзойденного пакгауза над фальшпотолком в мужском коридоре общежития Б.

– Просто детская истерика, – Фрир хмыкает, как правило, безрадостно. – Все, что я успел вытянуть до истерики, – старик Полтергейста что-то там ему наобещал, если он что-то там сделает, – его речь была невнятной, потому что он подпирал щеку языком и мазал на случай потенциального прыщика. – И Потлатому кажется, что он свою сторону сделки выполнил, а вот батяня, если я правильно понял, его бортанул.

Плечи Потлергетса так и ходили туда-сюда, пока он заливал ладони слезами.

– Другими словами, надул его папаша, – сказал Пемулис Фриру.

– Я так понял, батяня ни с того ни с сего задумал реструктурировать изначальный договор.

Пемулис расстегнул ремень.

– Очки мастерски втерты, палец ловко обведен, если облечь в красивые термины.

– Что-то там про Дисней-Уорлд, пока не началась сырость.

Пемулис снял неигровые кроссовки, надавив носком одного на пятку другого, глядя в нежный завиток на затылке Потлергетса. Он бы никогда не проявил такой ребяческой наивности, как вслух поинтересоваться у Фрира, не собирается ли он уже одеться, чтобы выйти на корт; он бы никогда не позволил Фриру думать, что тот еще до начала матча занимает мысли Пемулиса.

– Потлер, это из-за инцидента с Эсхатоном? Из-за носа? Потому что я могу раскрыть глаза Полтергейсту-старшему, что, как выясняется, никого младше 17 не обвиняют, так ему и скажи, Тоддер. Там подвезли целые сухопутные баржи говна, но в вашу сторону, ребят, и капли не плеснет, так что успокойся.

– Все ложь, – проныл Потлергетс, не поднимая глаз, из-за ладоней, с плоскими сосками, тощим молодым животом, почти призрачно-белыми ступнями под бронзой икр, мотаясь взад-перед, качая головой, такой ужасно юный и невинно беззащитный, как будто доморальный. Из-за ладоней торчали белые полоски пластырей, с апокалипсиса Дня В.

– Ну, справедливости в жизни мало, это да, – признал Пемулис. Викинг издал себе под нос какой-то звук.

Пемулис вызывает в памяти отца Полтергейста. Застройщик из Миннеаполиса. ТЦ, технопарки, кипящие территории на обочинах ревущих автострад. Под пятьдесят, подтянутый, переухоженный загар, перебор в плане прикида, харизма и напор тамады с мотивационных семинаров. Акула, а не папка, с тонкими усиками и слепящим блеском обувной кожи. Он попробовал разыграть в воображении сцену, как эта отцовская фигура дубасит Кейта Фрира по макушке скалкой и на черепе Фрира вскакивает лысая мультяшная шишка (Пемулис просчитал, что победа или даже три сета с Фриром автоматически значат попадание в заявку на «Вотабургер», вот почему он готов преступить некий как бы личный кодекс чести и закинуться предматчевым Тенуатом, который даже с 36-часовым циклом распада – больше слабоумие, чем отвага, учитывая, что они с Инком избежали анализа мочи только благодаря тому, что Пемулис пригрозил миссис Инканденце, что расскажет Инкстеру про спортивные рандеву Аврил с Джоном Уэйном, а Аврил – такой администратор, который все записывает и потом выдает холодным сполна, и на пару с Ч. («Пополамная Буренка») Тэвисом и без того не великий фанат Пемулиса, особенно после инцидента с электрической ручкой Раск и судом. А дрины вроде все никак не торкнут. Вместо припадка безжелудочной спортивной доблести Пемулис чувствует только легкую неприятную развинченность и какую-то внешнюю сухость в глазах и рту, как будто он стоит лицом к теплому ветру). Собственного Па Пемулис ни разу не видел ни в чем, кроме навечно пожелтевшей под мышками белой футболки Hanes.

– Жизнь несправедлива, потому что все ложь, – прорыдал Потлергейтс в ладони. Фланелевые плечики содрогнулись.

В душевых сливах вздохнуло и заурчало что-то древнее – тошнотворный звук.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги