Читаем Бесконечная шутка полностью

– Давай окончательно убедимся, что мы все поняли правильно и с твоих слов, – Нванги и Уотсон были для показухи. Парадом правил О. Делинт. Когда он улыбался, лицо у него как будто разрывалось. – Не зная ничего предосудительного заранее, ты вышел из раздевалки и стоял в коридоре с несколькими другими студентами, и тогда впервые узнал что-либо предосудительное касательно Уэйна.

Пемулис так понял, что лично из администрации никто ничего не слышал; они всегда с 14:35 закрывали свои звуконепроницаемые двери; Пемулис понятия не имел, что и про что наговорил Уэйн, или Джим Трельч, который от греха ни единой черточки лица не казал в их комнате с самого апокалиптического эфира. После орально полуиссушенного спринта в Б-204 Пемулис быстро понял, что произошло, а также обнаружил во флаконе с Селданом мелкого засранца украденные тенуатинки. Пемулис практически содрогался при мысли об эффекте дрина на вишнево-красный девственный кровоток Уэйна. Легкое жужжание, с которым работал на полных оборотах его мозг, маскировалось шуршанием вентилятора, а также свистками, игрой и мегафоном Штитта с улицы.

– Я сижу, навожу марафон к матчу с Фриром и как Старший товарищ наставляю и даю ЦУ Потлергетсу, у которого был кризис, и тут вваливаются как сумасшедшие Золтан и Тьма, говорят, Трельч развел Дюка на чистосердечное признание в эфире РЭТА.

– Что, они так и сказали, что Трельч обхитрил Уэйна, который не знал, что чистосердечно вещает по РЭТА во все комнаты?

Пемулис осознал, как хромает эта теория: как бы все понимают, что Уэйн при этом должен был сидеть прямо рядом с Трельчом перед допотопным серым ручным микрофоном на изогнутом столе Алисы Мур. Он уже слышал от Латеральной Алисы, что это скорее Уэйн принесся, отодвинул Трельча в сторону, вцепился в микрофон и начал бредить, пока Трельч и Латеральная Алиса Мур взирали с благовыйным ужасом; и что Дэйв Пал, который как раз ремонтировал что-то в отключенном третьем рельсе Л. А. М., был в таком благовыйном ужасе, что нарколептически завалился ничком и так и пролежал почти целый час лицом в голубой ковер и задом в небо, и что из-за стресса хронический цианоз Латеральной Алисы разбушевался до такой степени, что когда до нее добрался Пемулис, лицо у нее было все еще синюшное и пряталось между коленей.

– Это, пожалуй, общее впечатление, которое, наверное, я извратно истолковал по возбуждению парней. Плюс по тому, как не по-уэйновски говорил Уэйн, как вообще можно нести такую хрень, если не думаешь, что ты наедине с Трельчем, тем более Уэйн, который, как всем нам известно, сама сдержанность во плоти.

Ноздри Делинта раздулись и побледнели – Пемулис знал, что Делинт чувствовал брехню и знал, что ты это знаешь. Пемулис знает, что у Делинта на него зуб с самого инцидента с парнем из ПВТА, который в ПВТА сперва был не в себе, а потом начал бредить, – хотя это было совершенно другое дело. Ирония заключалась в том, что затмение Уэйна было совершенно случайным и ни в коем случае не делом рук Пемулиса, – если уж на то пошло, то Трельча, – но мозг пока не видел способов объяснить все это, не признавшись в хранении дрина, что, учитывая шаткое со времен Эсхатона и уролога ОНАНТА фармацевтическое положение, было равносильно клиппертонству. Нванги демонстрировал почти ослепительные зубы третьего мира, но молчал. Глаза Уотсона были подернуты почти такой мигательной пленкой дебильности – не столько тупость, сколько пустота, выключенный фонарь на крыльце усадьбы Текса Уотсона – никого нет дома. Пемулис заметил в бумагах у Делинта буклет про Уэйна, миссис И. и девиантное деление.

– И это, по твоим словам, впервые, когда ты узнал что-либо предосудительное касательно Уэйна.

– Впервые было, когда я выхожу, все еще наставляя Постхаймера, а там Уэйн по динамику разоряется в процессе, как заметил Кейт, напоминавшем пародию на доктора Тэвиса.

И была она виртуозной. Стайс на ее фоне мерк. Уэйн сказал Трельчу притвориться, что он девочка-подросток: вот как юный Тэвис пригласит ее на свидание; Пемулис содрогнулся; он уже не мог точно перечислить все маньеризмы, которые Уэйн, очевидно, подметил благодаря постоянным поездкам с побед на турнирах в хвосте автобуса с Тэвисом, который его без умолку расхваливал, но в целом Чаки Тэвис подкатывал к какой-то канадской чирлидерше или комуто в этом роде и говорил, что хочет быть с ней целиком открытым: он ужасно боится отказа; он предупреждает заранее, что завтра пригласит ее на свидание и умоляет не отказывать ему открыто, если ей не хочется, а лучше придумать какую-нибудь достоверную отговорку – хотя, конечно, сказал он, теперь он осознал, что в отговорку поверить будет трудно, раз он уже открыто попросил ее придумать.

– Вслед за чем вся академия слышит, как мистер Трельч поощряет Уэйна публично бичевать его различных сверстников и преподавателей.

– Надо сказать, правда казалось, что Трельч все это подстроил, сэр, такое у меня было впечатление.

– Назвав Корбетта Торпа. – притворившись, что пролистывает бумаги, чтобы Пемулис увидел буклет про «17 на 56» несколько раз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги