Бесконечная свобода

– Вот дерьмо, – вдруг проговорил Макс. Боекостюм покачнулся и вновь стал неподвижно.

– Ну вот, опять, – ровным голосом сказал «священник».

– Макс! – во все горло заорал я. – Ты здесь? – Молчание.

Мэригей подошла к костюму сзади: там находилась рукоять экстренного открывания.

– Я сделаю?..

– Рано или поздно придется, – ответил я. – Сара…

– Я смогу выдержать, – отозвалась она. – Я видела Аниту. – Ее и без того бледное лицо стало белым как мел.

Мэригей открыла костюм, и все оказалось именно так плохо, как я себе это представлял заранее. Там не осталось ничего, что можно было бы счесть за останки Макса. На землю, хлюпая, вытекло несколько галлонов крови и других жидкостей. Нижняя часть костюма была полна клочьями мяса и обломками костей.

Сара согнулась вдвое: ее вырвало. Я чуть не последовал ее примеру, но сохранившийся, как оказалось, старый боевой рефлекс заставил меня стиснуть зубы, сделать три очень глубоких вдоха и проглотить то, что подступало к горлу.

Макс был из тех людей, которых любишь, несмотря на то, кем он является и что делает. И они вот так запросто разделались с ним, словно смахнули с доски вышедшую из игры пешку.

– Неужели мы можем быть причастны к этому? – прокричал я. – Можем ли мы хоть что-нибудь объяснить? – Мой голос сорвался.

Звуки двух взрывов донеслись из гостиницы, и сразу же раздался истерический крик.

Мэригей застонала, ее ноги подогнулись, она потеряла сознание и растянулась на тротуаре. Сара, я думаю, даже ничего не заметила. Она стояла на коленях, захлебываясь рыданиями, обхватив себя руками, в то время как ее тело содрогалось в конвульсиях, пытаясь освободить и так совершенно пустой желудок.

Антарес-906 посмотрел на меня.

– Я готов, – медленно сказал он по-английски. – Я не хочу больше оставаться здесь. Пусть неназванные заберут меня.

Я кивнул, с трудом согнув шею, и подошел к Мэригей. Опустился на колени, приподнял ее голову и попытался платком вытереть ее лицо. Она частично очнулась и, не открывая глаз, обхватила меня рукой за талию. Ее трясло, но она молчала, лишь дышала с трудом.

Это была та близость, какую могут иметь немногие люди. Наподобие той, которую мы чувствовали иногда во время сражения или непосредственно перед боем: мы должны умереть, но мы умрем вместе.

– Забудь о неназванных, – сказал я. – Мы пользовались взятым взаймы временем с самого дня зачатия… И мы…

– Украденным временем, – поправила она все так же, не открывая глаз. – И сделали из него хорошую жизнь.

– Я люблю тебя. – Это мы произнесли одновременно.

Послышался громкий удар: боевой костюм упал. Легкий бриз, до сих пор веявший с недалекого океана, полностью переменился, превратился в сильный ветер и принялся порывами налетать на костюм. Что-то ужалило меня сзади в шею – кость или осколок кости – еще раз ужалило и со стуком упало в костюм.

Со звуком, похожим на стук пересыпаемых сухих палок, в раскрытой раковине боекостюма поднимался неполный скелет. Предплечье, локтевая кость и лучевая кости прицепились к правому локтю; на запястье выросли ладонные кости, а от них в неполную секунду отросли пальцевые фаланги.

Затем поверх таза возник комок перепутанных кишок, желудок, мочевой пузырь, все происходило быстрее и быстрее: появлялись печень, легкие, сердце, нервы и мускулы. Череп наклонился вперед на позвонках под тяжестью мозга, а потом медленно поднялся и посмотрел на меня голубыми глазами Макса. Какое-то мгновение лицо оставалось двухцветным – красным и белым, – словно медицинский препарат, с которого содрали кожу. А потом оно покрылось кожей, на голове появились волосы, сразу же кожей покрылось и все тело, а затем в нужных местах не выросли, а просто возникли волосы.

Он осторожно шагнул из костюма, и на нем появилась одежда; свободная хламида. На его лице было напряженное суровое выражение. И подошел к нам. Он или оно.

Мэригей уже сидела.

– Что происходит? – спросила она сдавленным голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила обычно.

Человек (или существо) уселся перед нами, скрестив ноги.

– Вы ученый.

– Макс?

– У меня нет имени. Вы ученый.

– Вы неназванный?

Он отмахнулся от вопроса.

– Уильям Манделла. Вы ученый-естествоиспытатель.

– Меня этому учили. Сейчас я преподаватель естественных наук.

– Но вы понимаете природу исследования. Вы понимаете, что такое эксперимент?

– Конечно.

Омни подошел к нам и остановился поблизости. Он кивнул чернокожей женщине.

– Выходит, она была очень недалека от истины?

– Эксперимент окончен? – вопросительно произнесла она. – И вы приступили к забою подопытных животных?

«Макс» медленно покачал головой.

– А что я могу поделать? Сначала подопытные мыши удирают из клетки. Затем они начинают соображать, что с ними происходит. А потом требуют переговоров с экспериментатором.

– Если бы эксперимент проводил я, – сказал я, – то поговорил бы с мышами.

– Да, именно так и поступил бы человек. – Он осмотрелся с выражением непонятного раздражения.

– Так поговорите, – бросила Мэригей. Он несколько секунд смотрел на нее.