Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

Я резко, как в китайских фильмах, дернул руками — и из-за пояса в заблаговременно подставленные ладони полетели револьверы, немецкий «Корт» и американский «Смит и Вессон, модель 29». Со стороны, наверное, смотрелось впечатляюще.

— Стоять на месте, на месте стоять! — тремя медведями заревел я. Голос у меня не совсем басовитый, зато громкий, а по сравнению с их азиатским блеянием вообще оглушительный. — Кто дернется, получит пулю! Прямо в глаз! Раз — и у тебя нет башки! Мозги на асфальте! Кто командир?! Какая часть?! Отвечать! Молчать! Мордой в пол, суки! Всех порешу!

Я орал, тыча во все стороны стволами, брызгая слюной и наступая. И без того напряженное наркотиком сознание боевиков стало дрожать и расползаться — мозг не успевал обрабатывать противоречивые сигналы и либо пропускал их, либо выдавал в ответ нечто маловразумительное. Но, похоже, шок был недостаточно велик — или они все еще пытались строго следовать приказу.

— Это было в тридцать седьмом! — гремел я, едва не паля себе под ноги от возбуждения. — В полдень! Мы получили приказ адмиралтейства взорвать свой крейсер! Понял?! Динамит! Я в белом кителе! На мостике! Без руки! Зубами, слышь, зубами — вот этими вот! Перевожу на «Самый полный»! Торпеда! Вспышка! Вторая! Вспышка! Пламя лижет ленточки! Мимо летят части экипажа! Очнулся через полгода в Гамбурге, работая швейцаром! Немецкого не знаю! Три осколка в спине! Вам какого-нибудь салата предложить? Стерлядки, а? Стерлядки!

И только тут загрохотали выстрелы.

***

Алиса оцепенело наблюдала за тем, как бесновался Ружичка, трясясь словно эпилептик и отводя ошеломленные стволы в руках бандитов все дальше и дальше от их маленькой группы. Даже для ее тренированного, привычного ко всяким штукам мозга это было слишком — рваные бессвязные слова обладали странным ритмом, заставлявшим напряженно ждать каждой следующей фразы. Но долго это продолжаться не могло.

И — не продолжалось.

Автомат в руках главаря задергался с резкими щелчками — местное производство, плохое качество сборки — выплевывая в парня пулю за пулей. Подельники, словно только этого и ждали, открыли огонь почти одновременно. Они садили из четырех или пяти стволов — огненные цветы расцветали и плясали на дулах, трассеры перечеркивали воздух насыщенными яркими линиями.

Все мимо.

Это походило на черную магию, на старый фильм, на то, что само мироздание безбожно подыгрывало одной из сторон… На то, что чья-то заботливая рука отводила десятки кусочков свинца и меди, направляя их в разбитый, в трещинах, асфальт или черное глубокое небо. Но автоматы продолжали палить, а долговязый парень в дурацкой футболке все еще стоял, растопырив руки, и не собирался ни падать, ни умирать. Да человеком ли он был вообще?

— Нет препятствий патриотам! — заорал Ружичка и сделал шаг вперед, а потом еще один. Темные глаза светились мрачным весельем, по подбородку тонкой струйкой текла слюна. Щуплых бойцов тяжелым саваном окутало беспокойство. Это не было страхом как таковым — пока еще не было. Но этот человек говорил безумные вещи и стоял под железным ливнем пуль, словно под простым дождем — наверное, он знал особые слова, и пули не могли причинить ему вреда. А знали ли такие слова они?

Они принялись медленно отступать. Парень ухмыльнулся еще шире и бросился к ним бегом, растопырив руки с оружием, словно любящий человеческое мясо демон-ракшас. Главарь-коротышка, поймав его взгляд, почему-то взвизгнул, отбросил оружие и мелькнул в кабину. За ним бросились остальные, беспорядочно опорожняя магазины на ходу. Фургон взревел двигателем, оставил на асфальте черные метки и рванул прочь, в сторону города.

Ружичка остановился, медленно засунул пистолеты за пояс. Поднес руку к голове, словно задумавшись, развернулся и побрел обратно. Его пошатывало. Алиса бросилась вперед — только бы не снова приступ, сколько же можно, тут и здоровый человек не перенесет, что уж говорить о…

Парень остановился у приземистого капота автомобиля, навалившись на него, словно пытаясь обнять. Или не упасть.

— Скальп захотели с меня снять, черти, — сказал он бессвязно, отнимая руку от головы. На руке осталась кровь. Много, вся ладонь была в ней, красные струйки весело катились вниз по предплечью. — Ирокезы хреновы.

И упал, как раз когда черный фургон скрылся из виду и не мог больше его видеть. Славя и Алиса подбежали к нему одновременно.

— О, девчонки… — сказал Ружичка, с живым интересом разглядывая их снизу. — А вы красивые… оставьте телефончик, а? После войны созвонимся, часа в три?

— Поверни ему голову, я посмотрю…

— За что ж мне наказание такое, опять двадцать пять…

— Тут кругом кровь, я ничего не вижу, дайте воды кто-нибудь!

— Какого черта ты полез вперед один, как чертов герой…

— Мало славы в том, чтобы, зная о бессмертии, идти под пули, — прошептал Ружичка, то ли цитируя кого-то, то ли просто следуя странным извивам своего бедного издерганного мозга. — Вызвать огонь на себя, сомневаясь — вот истинно достойный поступок.

Отходняк у него был тяжелый.