Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

Практически под подъездом происходит «встреча на Эльбе». Оказывается, давешний десант на «мотолыгах» прибыл сюда раньше нас. Прибыли, как на параде, с открытыми люками и чуть ли не с песнями, художественным свистом и включенным вайфаем на телефонах. Наши в этом плане уже ученые, поэтому обращают внимание дорогих гостей на непорядок.

— Что у вас, яманарот, за разведчики дырявые! — сплевывает Слон. — Второе снайперское гнездо на пятом этаже проморгали.

Среди гостей шухер и замешательство.

— Так не стреляли же ни разу, — вяло оправдывается кто-то.

— Не стреляли потому, что вас, дебилов, ждали, — веско поясняет Слон. На самом деле, по гнезду уже отработали из пулемета с той стороны, по нашей персональной просьбе, и там пусто. Но бдительность, как говорил дедушка Ленин, следует крепить. Учиться, учиться и еще раз учиться — архиважно!

Осталось проверить первое гнездо на девятом этаже. Ну, или то, что от него осталось. Топочем ботами по заваленной обломками лестнице. К счастью, в обрушенных коридорах и разбитых квартирах — никого. Сбежали жильцы заблаговременно. Ну, а кто бы не сбежал в такой ситуации? Минометные обстрелы, ракеты, гранатометы, пулеметы, а напоследок — вишенкой на торте — еще и танковая атака. Повезло хоть, что авиации не было. Кончилась у противника авиация.

Девятый этаж превращен в крошево, в котором время от времени видны какие-то узелки и тряпочки. То ли ошметки снайпера, то ли остатки его лежки. Ага! Историк, покраснев от натуги, вытаскивает что-то из-за груды камней. Остатки винтовки — незнакомый силуэт, что-то буржуйское наверняка. Под ногами шуршит пыльная бумага — снайперский журнал. В общем, если тут кто и был, то больше нет. Остался чужой снайпер в этих камнях навсегда или уполз своими ногами, безоружный и деморализованный — уже не столь важно. Возвращаемся.

Снаружи неожиданно тихо. Как-то привык я за последние дни к стрельбе, дальней или близкой, к оглушающему буханью танка под боком, к натужному свисту двигателей «шестьдесятчетверок», плотному частому пулеметному огню, мерным ударам «градов»… Ко всему-то подлец-человек привыкает — прав был классик.

На обратном пути — десантники предложили подбросить, но мы дочапали до точки сбора пешком — произошло еще две неожиданные встречи. Первая — почти у самой многоэтажки, когда нашу дружную компанию, сосредоточенно продирающуюся сквозь завалы из черепицы, глины и кирпичей, которые раньше были обычными сельскими домами, остановил тихий старческий голос:

— Молодые люди… прошу вас, не наступайте вот сюда…

Старику было уже лет восемьдесят, наверное, и несмотря на хороший минус, он был одет всего-то в старый пиджак и советские, наверное, еще брюки. А то место, куда он просил не наступать, ничем, на первый взгляд, не отличалось от всех прочих — тоже какие-то непонятные ошметки, клочки шерсти, что-то липкое…

— Тут мою собачку убило, — дед не походил на безумного, но спокойно смотрел на нас, холодный ветер зло трепал редкие седые волосы. — А до этого своротило крышу на хате, ракетой, наверное. Пристройку еще разметало, прямым попаданием. Но дом — дело наживное, да. А вот Жучку мою очень жалко. Как жена померла, третий год, только одна она у меня и осталась. А эти… фашисты ее пристрелили. Она лаяла очень, бросалась… наверно, поэтому…

Старику нужно было выговориться. Ребята останавливались один за другим. Не знаю, как им — мне было жутковато. Когда ты солдат — все воспринимается немного иначе. А каково было им, брошенным, преданным, оставленным всеми посреди бомбардировок и обстрелов? Как они пережили все это?

— Вон там, — старик неопределенно махнул рукой вбок, — там еще кошечки лежат. Не мои, одна соседская, другая приблудная. Их тоже… эти. Ну, что им кошки-то сделали? Ну, собака хотя бы понятно, а эти-то — зачем? За что?

— Я не знаю, — хрипло выдавил я. В глазах почему-то стояли слезы.

— Вы же, ребятки, вы же не уйдете теперь? Мы пропадем без вас. Вы же не дадите вернуться… этим?

И что, спрашивается, мы могли ответить?

А уже почти у выхода на магистраль из очередных развалин, бывших когда-то чьим-то домом, вдруг вышла бабушка — божий одуванчик. Сгорбленная, маленькая, сморщенная вся, на голове косынка какая-то, скрученная, как тюрбан. Но вышла сама, без палки.

— Сынки, уж извините старуху… у вас хлебушка не найдется?

Вещмешки полетели на землю, только откуда у нас сухпаи, по плану же была короткая операция, так что просто отдали то, что нашли по карманам — галеты, сухари, обрезок колбасы, еще шоколад у кого-то был. Бабушка степенно собрала все в платок, а потом, не выдержав, заплакала.

— Деточки, спасибо вам… Храни вас господь! Я если дойду, вам свечку в церкве за здравие поставлю. Церква у нас пока что ничего, стоит. Не разбомбили.

А потом посмотрела мне прямо в глаза ясным стариковским взглядом.

— Внучек, мы же все понимаем… вы, если так нужно будет, стреляйте через нас… тут у нас сплошь старики живут, нам-то уже так и так помирать пора. Если придется — стреляйте и по нам тоже, равняйте тут все с землей, лишь бы ни одна ихняя сволота не успела сбежать.