Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

— Правда, — сбавила обороты девушка, — мы сейчас находимся в таких местах, где иногда не бывает ни мобильной связи, ни приличного вайфая, ни даже света. И порой случается всякое. Я, по крайней мере, видела много… непонятного. Так что скажу так: по обстоятельствам. А к чему был вопрос, вы что — демоны или полубоги?

— Валялась бы я тут со всякими грубиянками, будь я полубогиней, — фыркнула Алиса. — Но если вкратце, то из-за некоторых штук в секретном лагере, о котором я не могу рассказывать, у нас образовались разные интересные способности, одна из которых — нам не может причинить вреда ни одно оружие.

— Врешь, — почти спокойно сказала Реви.

— Неа, — довольным голосом сообщила Алиса. — Потому что обещала. Не то, чтобы мы были совсем неуязвимы, но близко к тому. Никакое оружие, буквально.

— М-да? — скептически пробормотала Реви. Она была под впечатлением, но быстро искала лазейку. — А если не оружие? А если, подушка, скажем?

Послышался мягкий удар. Верное решение, я и сам за последние полчаса много раз хотел так же поступить.

— Ну, ты напросилась! — яростным шепотом закричала Алиса. Началась возня. Я был готов разрыдаться.

А вам приходилось когда-нибудь ночевать у кровати, на которой бы устраивали бой подушками две красивые девушки, и быть не в состоянии не то, что поучаствовать и пасть в этом бою, а даже пошевелиться? Настоящие адские муки, никакой Данте Алигьери даже рядом не валялся.

— Подушки, видимо, не считаются, — сделала вывод тяжело дышащая Алиса пару минут спустя. — А в остальном все верно. Плюс нам еще везет очень, постоянно. Ну, то есть это Саше везет, но это одно и то же. Так и живем — в постоянном веселом безумии.

— Удачливые разгильдяи, — подтвердила Реви. Голос ее тоже звучал устало. Интенсивные физические упражнения — залог крепкого и здорового сна, это вам любой физкультурник скажет. — Завидую я вам… немного. Столько всего получить, да за раз, да в придачу еще и…

— Не завидуй, — вдруг отрезала Алиса. Да еще головой помотала, судя по звукам, для убедительности. — Ты видишь только то, какими мы стали. Но понятия не имеешь — какими мы были.

— Но мы-то — здесь и сейчас, нет? — сонно пробормотала Реви.

Алиса ничего не ответила. Похоже, заснули они практически одновременно. И я, наконец, смог избавиться от проклятого муравья.

***

Хайнрих Вайтхенер, высокий прихрамывающий человек, был в ярости. На высоком лбу вздулись вены, холодные серые глаза метали молнии. Адрес его новой явки практически совпал с жильем одного из напавших на него утром — что это, случайность или предательство? Никчемный, глупый подросток, оказавшийся не в том месте не в то время, каким-то образом с первого же взгляда обнаружил его позицию на крыше, сорвал всю операцию — и вот он же, хохоча во все горло, сидит у дома, находящегося в половине квартала от его собственного нового жилища.

Возможно ли такое?

Хайнрих Вайтхенер, морщась, пошевелил рукой. Действие анаболиков закончилось недавно, и тягучее, горячее ощущение отвлекало.

Такое возможно. Этот район считался относительно безопасным, даже респектабельным. В сущности, нет ничего удивительного, что таинственный работодатель, заказавший ему смерть сначала китайца Ченга, а затем русской Балалайки, выбрал именно эту улицу. Не исключено, что это действительно случайность.

Не исключено.

Но для себя высокий человек решил: так или иначе, а этого нахального ушастого паренька он все же уберет, хотя заказа на него и не было. Из профессиональной гордости, но не только. А и потому, что чрезмерная наглость должна быть наказана.

По заслугам.

***

Глава 8, где хмурое утро выходит куда мудренее вчерашнего вечера

Я тут недавно заметил, что умные мысли мне приходят стабильно перед сном и во время него. Надо попробовать спать побольше, глядишь — в гении выбьюсь.

Правда, сны меня в последнее время как-то не радуют. Не знаю, связано ли это с ночевками «на новом месте», как предположила Алиса. Мы за эти полгода на многих новых местах ночевали, и никогда такого не было. А тут две ночи — два сна, и оба из прошлой, так сказать, жизни.

Прошлая жизнь — это которая до лагеря. Это та, где я не нахальный семнадцатилетний пацан, которому, по странной случайности, начало удаваться абсолютно все. Это та, где я сначала переводчик в дышащей на ладан государственной конторе, потом безработный в несуществующей стране, горящей в огне проигранной гражданской войны, и наконец рядовой в отряде ополчения с позывным «Сенсей».

И хорошего в этой жизни было всего-то чуть больше, чем ничего.

Не хочется вспоминать, как я пытался сперва бороться мирными средствами. Как я писал и рассылал письма протеста, сидел на зарубежных сайтах, оставляя комментарии с объяснениями происходящего, ошибочно, но искренне веря, что нет плохих людей, все равно добры и справедливы, и достаточно только объяснить, что здесь гибнут невинные люди, дети и женщины, и такого не должно происходить в цивилизованной стране, живущей по законам двадцать первого века…