Алиса коротко кивает и подчинянтся. Я же говорю, умница! Теперь мы с ней идём рядом, я поддерживаю девочку, потому что её естественные анальгетики уже на исходе и ощущения от травмы накатывают на неё с новой силой. А возле самого домика заклинание подвластья на Шурике разваливается окончательно. Я едва успеваю заломить ему руку за спину и завалить на траву. Какое-то время он выглядит удивлённым, бормочет что-то про голоса и ненаучность, потом начинает яростно выдираться, кричит:
— Оставьте меня! Вас нет! Вы привели меня к ним!…
Алиса из последних сил приваливается к стене домика и зовёт:
— Ольга Дмитриевна! Ольга Дмитриевна!
Ответа нет, кажется, целую вечность. Алиса начинает яростно стучать здоровой рукой в дверь. Дверь распахивается и недовольная жизнью вожатая появляется на пороге:
— Что вы тут устроили? — вопрошает она гневным голосом. Я же в ответ кричу:
— Врача сюда! С новокаином и галоперидолом! Новокаин Алисе, галоперидол этому! И помогите кто-нибудь буйного держать!
Несколько пионеров, из тех что высунулись из домиков на шум и крики, подбегают ко мне и придавливают Шурика. Он с пеной у рта орёт что-то про голоса, лженауку и что злые люди сдают его антинаучным силам, которых нет, так что вопросов о том, кого надо держать и надо ли вообще, не возникает.
Я же бросаюсь и подхватываю Алису, которая уже не может сидеть и сползает по стене домика.
— Ну позовите же Виолу! Она в медпункте… — я уже собираюсь добавить пару фраз, из тех, какими командиры подбадривают солдат в бою, но тут совсем рядом раздаётся спокойный голос гомунуклы:
— Уже здесь.
И Ульянка испуганно выглядывает у неё из-за спины. Когда успела-то? Гомонукла включается в работу мгновенно. Она стремительно набирает какое-то снадобье в шприц и вкалывает это куда-то в кучу копошащихся вокруг Шурика тел.
— Минут через пять успокоится, тогда тащите его в медпункт.
Отдав это распоряжение, она походит к нам и командует:
— Заносим.
Подхватываю Два Че на руки и укладываю на кровать Ольги Дмитриевны. Виола уже держит в руках шприц и нацеливается на ушибленное плечо Алисы. Я слегка придерживаю её и говорю:
— Там всё переломано.
Гомунукла проводит пальцами вдоль руки, едва касаясь кожи, и делает укол ближе к ключице.
— Сейчас полегчает, — говорит она и, глядя на меня: — Надо было ещё дефибрилятор прихватить.
Спрашиваю, внутренне холодея:
— Всё так плохо?
— Угу. Специально для тебя. Дать пару импульсов на лобные доли. Глядишь, мозги заработают, думать начнёшь.
Я только тяжело вздыхаю:
— Поздно. Всё что мог я уже накосячил.
— Самоуничижение паче гордости, юноша. Ты ещё не знаешь своего потенциала. Я верю, главные свершения у тебя ещё впереди.
В ответ я только буркнул:
— Ну, спасибо.
— Всегда пожалуйста. А теперь слушайте внимательно! — гомонукла обвела нас очень серьёзным взглядом: — Я могу отправить обоих пострадавших завтра в район. Там Двачевской ампутируют руку по плечо, а этого Шурика-жмурика упакуют в дурку на пару лет.
Ольга Дмитриевна судорожно бледнеет. Если ЧП с Шуриком грозило только проблемами с карьерой, то вот рана Алисы тянула на полноценную уголовку. Впрочем, я прекрасно понимаю, для кого и для чего затеян весь спектакль, поэтому сразу перехожу к делу:
— Второй вариант?
— Я могу вспомнить, что уходя из армии, заныкала кое-какие препараты и оборудование. Из тех, что используют только там, где наших никогда не было и быть не могло. Так я поставлю обоих на ноги до завтрашнего вечера. Но если кто-то из вас…
— …в бреду или под пыткой… — продолжаю я за неё, — словом, или образом, или намёком… то тут же окажется в дурке. До конца своих дней. Мы с Алисой будем молчать. Лечите.
— Где вы там окажетесь, это ваши проблемы, а вот мне как выкручиваться? — спросила она, пристально глядя на Ольгу Дмитриевну.
Та было вскинулась, но, вздохнув, согласилась:
— Как будто у меня есть выбор…
— И, кстати, Семён правильно понимает ситуацию.
— И без срока давности, — добавил я. — И через 10 лет, и через 20. Хватит уже мучить Алису. Лечите! И, Ольга Дмитриевна, сегодня вы ночуете с Ульяной.
— А может лучше отправить её в медпункт? — начинает возмущаться вожатая, но гомунукла её загибает:
— Нетранспортабельна. К тому же, мне и без неё забот хватит, буйному мозги править. Так что пусть наш Ромео поработает. Сам накосячил, пусть сам и расхлёбывает.
Между делом, Виола достала из чемоданчика какую-то складную конструкцию, которую очень споро разложила в шину, как раз по размеру руки Алисы. Хорошую медтехнику делают в Комморраге! Безразмерная, охватывает плечо сверху, идёт вдоль плечевой кости и предплечья, широкие ремешки для фиксации, а на шею подвешивается не банальным ремнём, там вообще сделано что-то вроде корсета. Чтобы надеть эту конструкцию, Виола ловко разрезала ногтем и мою рубашку, на которой висела раненая рука Алисы, и её собственную. Последнее вызвало недовольное шипение вожатой, ведь лифчик Два Че не носила принципиально, но гомонукла и тут её загнула:
— Оля, иди уже устраивайся. А я сейчас всё налажу, нагружу Ромео инструкциями и подойду с тобой побеседовать.