Бесконечное море

И тут я поняла. Хотя принять не могла. Я ошибалась насчет Бена. Он погрузился в немыслимое глубже, чем я. На пять тысяч саженей.

Бен все прочитал по моим глазам и опустил голову. Лицо его стало красным. Но не от стыда, а от злости, от сконцентрированной ярости, которую невозможно выразить словами.

– Нет, Бен. Нельзя этого делать.

Бен поднял голову. Глаза его сверкали. Руки тряслись.

– Я сделаю.

– Нет, ты не сможешь.

Бен Пэриш тонул. Он погрузился слишком глубоко, и я не была уверена в том, что смогу дотянуться до него и у меня хватит сил вытащить его на поверхность.

– Я об этом не просил, – сказал он. – Я ни о чем таком не просил!

– Она тоже, Бен.

Он придвинулся ко мне, и я увидела, как блестят его глаза. И причиной тому была не лихорадка.

– Она меня не волнует. Еще час назад ее здесь не было. Понимаешь? Она была ничем. Нулем. Со мной сюда пришли ты, твой младший брат, Дамбо, Кекс. А она оставалась у них. Она принадлежит им. Я ее с собой не брал. Я не заманивал ее в автобус. Не я рассказывал ей сказки о том, что она будет в полной безопасности, а потом взял и засунул ей в горло бомбу. Это не моя вина. И не моя ответственность. Моя задача – сберечь наши задницы. И если для этого должен умереть тот, кто ничего для меня не значит, так тому и быть.

Мне трудно было его удерживать. Бен ушел слишком глубоко, давление усиливалось, нечем было дышать.

– Правильно, плачь, Кэсси, – с горечью сказал он. – Поплачь над ней. Поплачь над всеми детьми. Они не слышат тебя, не могут тебя увидеть, не могут почувствовать, как тебе сейчас плохо, но ты поплачь. По слезинке за каждого – и будет чертов океан. Ты знаешь, что я прав. И понимаешь, что у меня нет выбора. И Рингер была права. Все дело в риске. Так всегда было. И если для того, чтобы выжили шесть человек, эта маленькая девочка должна умереть, значит такова цена. Не больше и не меньше.

Бен обошел меня и похромал по коридору к выбитой двери. Я не могла сдвинуться с места. У меня перехватило горло. Я даже пальцем не пошевелила и не сумела ему возразить. Закончились все слова, и любой жест был бессмысленным.

«Останови его, Эван. Пожалуйста, останови, потому что я не могу».

Детское убежище под землей, их лица подняты кверху, они смотрят на меня. Моя немая мольба и безнадежное обещание: «Забирайся мне на плечи, забирайся мне на плечи, забирайся мне на плечи».

Я знала, что он не станет в нее стрелять. Потому что рискованно. Он ее задушит. Положит подушку ей на лицо, придавит и будет держать до тех пор, пока все не закончится. Он не оставит ее тело в отеле – рискованно. Но и хоронить или сжигать тоже не будет – рискованно. Он отнесет ее далеко в лес и бросит на промерзшую землю, как какую-нибудь падаль, которой питаются хищные птицы, вороны и насекомые. Риск сведется к минимуму.

Я сползла по стене на пол, подтянула колени к груди, опустила голову и накрыла ее руками. Я заткнула пальцами уши. Зажмурила глаза и увидела, как Вош нажимает кнопку, Бен берет в руки подушку, мой палец ложится на спусковой крючок. Сэм, Меган. Солдат с распятием.

В непроницаемой для любых звуков тишине прозвучал голос Рингер: «Порой оказываешься в неправильном месте в неподходящее время, и никто не виноват в том, что́ в тот момент происходит».

Когда Бен выйдет из номера обессилевший и опустошенный, я подойду к нему и постараюсь утешить. Я возьму его за руку, убившую ребенка, и мы вместе будем оплакивать себя и свой выбор, которого у нас на самом деле не было.

В коридоре появился Бен. Он сел у стены через десять дверей от меня. Прошла минута. Я встала и приблизилась к нему. Он даже не взглянул на меня. Потом положил руки на колени и опустил голову. Я присела рядом.

– Ты ошибался, – сказала я.

Он отмахнулся:

– Плевать.

– Она одна из нас. Мы все – одно целое.

Бен откинул назад голову:

– Слышишь? Слышишь этих гребаных крыс?

– Бен, я думаю, вам надо уходить. Сейчас. Не жди до утра. Бери Дамбо и Кекса, и постарайтесь быстрее добраться до пещер.

Я думала, что Рингер сможет ему помочь. Бен к ней прислушивался, мне казалось, что он ее немного побаивался, я бы даже сказала, благоговел перед ней.

Бен рассмеялся глухим, утробным смехом:

– Я сейчас вроде как дал маху. Сломался. Я сдрейфил, Салливан. – Он посмотрел мне в глаза. – А Эван физически не в состоянии это сделать.

– Чего он не в состоянии сделать?

– Вытащить эту треклятую штуковину. Из всех нас у одной тебя есть половина шанса.

– Ты не…

– Я не смог.

Он снова рассмеялся. Его голова появилась на поверхности, и он сделал глубокий, дарующий жизнь вдох:

– Я не смог.

40

В номере, где она лежала, было холоднее, чем в камерном холодильнике. Когда я вошла, Эван уже отыскал в себе силы приподняться и сесть. Подушка валялась на полу, там, куда ее бросил Бен. Я подобрала ее и устроилась в ногах у Эвана. Наше дыхание замерзало в воздухе, лишь стук наших сердец нарушал плотную, густую тишину.

Я прервала молчание:

– Зачем?

– Чтобы расколоть на части то, что еще осталось. Порвать последние, нерушимые узы, – ответил он.

Я прижала подушку к груди и раскачивалась взад-вперед.

«Холодно. Как же холодно».