— Потому и звоню… Тебе придётся вернуться обратно… вместе с Матвеем, — тяжело вздыхая, произносит Агеев-старший. — Сегодня я не смогу приехать. А Костя приедет ещё не скоро, насколько я успел понять. Так что пусть твоё сопровождение тебя на место вернёт — откуда взял, в общем, — уже в неприкрытой ухмылке.
На мгновение хочется съязвить о том, что трасса — не самое подходящее место для семилетнего мальчика, но эту информацию оставляю при себе, решая не накалять обстановку ещё больше, чем уже есть.
— Ладно, поняла, — отзываюсь нейтрально.
Хотя всё внутри так и негодует против подобного. Вообще не уверена, что Артём захочет вести меня и Матвея хоть куда-то после того, как я закончу наш с ним разговор. Но Рома явно не стал бы просить о подобном, если бы не было веских причин, потому и соглашаюсь без лишних слов.
— Матери позвони, она волнуется, — добавляю поспешно.
В ответ муж скептично хмыкает.
— Ладно… Позже ещё тебе наберу, как будет возможность, — явно прощается он.
— Хорошо, — говорю, но на том конце связи меня уже не слушают.
Агеев повесил трубку.
Как же меня бесит эта его привычка!
— Вот видишь, и объясняться не пришлось, — тут же отпускает едкий комментарий Рупасов, явно расслышав каждое слово состоявшейся беседы.
Он вновь беззаботно улыбается, да и вообще всем своим видом демонстрирует спокойствие… Что выбешивает ещё больше! Особенно, если учесть, что ни одного вопроса — почему всё именно так, от него не последовало… В общем, зародившаяся во мне злость только растёт и крепнет. Но это даже хорошо, потому что она гасит все былые страхи и опасения.
— Матвей — не твой сын, Артём, — проговариваю сходу, игнорируя его предыдущее высказывание. — Что бы ты не решил из-за того, что ему семь — это не так. Ты ошибаешься.
На несколько секунд воцаряется обоюдное молчание. И если я просто-напросто даю Рупасову возможность осмыслить сказанное мною, то он — явно пытается подобрать подходящие слова. Артём резко выпрямляет спину, пристально вглядываясь в моё лицо в явном желании распознать почему я снова его обманываю… Лицо мужчины будто каменеет, а взгляд синих глаз смотрит с непониманием и неверием.
Чёрт, он ведь и правда решил, что Матвей — его!
Сердце в который раз предательски сжимается, но смягчать ни эту, ни встречную в другом человеке боль я не намерена. Раз уж начала — так до конца пойду.
— Что ты сказала? — едва слышно произносит Артём.
И столько растерянности слышится в его голосе, что в какой-то мере мне впору ненавидеть себя… Но потом я вспоминаю, чья на самом деле тут вина, а потому повторяюсь без зазрения совести:
— Матвей — сын Романа Агеева. Не твой.
Если бы было возможно убить словами, наверное, я сейчас сделала бы именно это.
Никогда в жизни не видела столько безграничной боли в бездонном омуте синих глаз моего самого первого в жизни мужчины.
— То есть как? — до сих пор не верит мне Рупасов.
Тяжело вздыхаю, попутно отмечая что Матвей всё ещё занят водным аттракционом, а значит — точно не услышит дальнейшего.
— Если так принципиально, могу показать тебе свидетельство о рождении, — проговариваю твёрдо, глядя прямо в глаза мужчине, хотя на самом деле, больше всего на свете хочется смотреть куда угодно, но только не на то, как расходится на части его сердце. — Матвей родился в то время, когда у меня должна была пойти тринадцатая неделя беременности, соответственно, он никак не может быть твоим сыном. Не я его родила. Другая женщина… Она умерла при родах. В том же роддоме, где я была, когда… — запинаюсь, не в силах договорить.
Сколь бы решительности не было во мне, она растаяла в одно мгновение, стоило только подойти к теме о собственном ребёнке.
— Не ты родила? — повторяет за мной бестолково Артём.
Вопреки тону, в синих глазах эмоции мелькают с такой скоростью, что я и не успеваю распознать их все.
— Не я, — подтверждаю, кивая.
Вот теперь я вижу в нём то самое чувство, которое очень знакомо. Неприкрытую ярость, смешанную с ненавистью, целиком и полностью посвящённую мне.
Если бы она была способна убить… То я уже давно мертва.
— Другая, да? — вкрадчиво уточняет мужчина.
Он поднимается с места и мне приходится повторить за ним.
— Да, — киваю снова.
Делаю шаг ему навстречу, намереваясь взять его за руку, успокоить и объяснить почему всё так вышло, но Рупасов отшатывается, не позволяя сократить дистанцию между нами.
— Ты сделала аборт, чтобы воспитывать чужого ребёнка… — больше не спрашивает, а констатирует факт Артём. Он болезненно морщится, а его лицо буквально застывает на этом моменте. Мужчина всё ещё смотрит на меня, но в то же время будто бы и не видит. — Михалёва, ты еб*нутая… — заканчивает с отвращением.