– Так чего же ты хочешь, Финн?
– Я хочу бежать, не оглядываясь. Спрятаться среди формул, уравнений, моделей и чисел, утонуть в них навсегда. Я не хочу видеть свое лицо на обложках журналов и по телевизору. И я охренеть как не хочу возвращаться в тюрьму.
Отец уставился на него, изумленно приоткрыв рот.
– Но еще сильнее я хочу быть с Бонни. Она нужна мне больше, чем все это, вместе взятое.
– И что ты будешь делать?
– Я буду надеяться, что она по-прежнему верит в Бонни и Клайда.
С Финна сняли все обвинения. Я постоянно была на связи со своим юристом с того момента, как меня освободили, и уже вечером во вторник узнала, что Финна должны отпустить. Я позвонила его отцу, сказала, что он нужен сыну, и попросила его приехать в Лос-Анджелес. Оказалось, что Джейсон Клайд и без моего звонка собирался поехать к Финну.
Я могла бы прийти на оглашение обвинения и устроить сцену, на которую так надеялись репортеры. Я могла бы поехать в тюрьму и дождаться, пока его освободят, чтобы сделать совместное заявление перед камерами. Но я не поехала. Я понимала, что могут подумать некоторые. Понимала, что может подумать Финн. И это меня пугало.
Но бабуля была права в одном: я не хотела заставлять Финна жить моей жизнью, даже если я без него не могу. Я любила его и поэтому решила, что дам ему возможность уйти, если он захочет. Бабуля заявила, что он ко мне не вернется, что ему нужно только одно. Но перечислила почему-то три пункта: секс, деньги и внимание. Я ответила, что готова с радостью обеспечивать его всем этим так часто, как только он пожелает. До конца своих дней. А бабуля пусть привыкает, потому что мы уже поженились без всякого брачного договора и условий, так что теперь обижать Финна не стоит, иначе он разведется со мной и отсудит у меня все до последнего цента. И что тогда будет с бабулей?
Она возразила, что разговаривала с Клайдом и тот просто хочет, чтобы все закончилось. Хочет вернуться к нормальной жизни. По словам бабули, если я люблю его, то не пожелаю ему такой жизни, какой живу сама. Я рассмеялась, не желая задумываться над тем, что доля истины в ее словах есть, а потом нанесла ответный удар:
– Ты серьезно, ба? Интересно получается. Значит,
Бабуля уставилась на меня, а потом шумно выдохнула, будто хотела показать, что я невыносима и со мной невозможно разговаривать как с «разумным человеком». В этот момент я окончательно разозлилась. Я сказала бабуле, что люблю ее. Попросила прощения за то, что сбежала, ни о чем не предупредив. Сказала, что прощаю ее за все, что подтолкнуло меня к этому побегу. Пообещала, что она будет получать неплохой процент от моего годового дохода. Этакая комиссия для первооткрывателя моего таланта. Пусть оставит себе дом, машину, все деньги, которые рассовала по матрасам и ящикам с бельем. Там, наверное, немало. А потом я добавила, что ее сотрудничество со мной окончено. Что я не шутила, когда сказала об этом десять дней назад. Она уволена.
Потом я набрала номер своего юриста. Еще раз. Мы с ним уже успели несколько раз мило поболтать с того момента, как меня выпустили из тюрьмы вечером в понедельник. Я включила громкую связь и в присутствии бабули перечислила все, что она будет получать в качестве пенсионного пособия.
Я также отказалась от услуг фирмы, которая занималась моими финансами с того дня, как я выиграла «Нэшвилл навсегда» и в качестве приза получила контракт со звукозаписывающей студией на миллион долларов. Фирму наняла не я, а бабуля. Я пригрозила засудить их за то, что они сделали – лишили меня доступа к моим собственным счетам и поставили в тяжелое положение. Теперь я требовала, чтобы, когда я вернусь из Лос-Анджелеса, они встретились со мной и моим новым бухгалтером, которого порекомендовал идущий на поправку Медведь, и передали мне полный отчет о моих финансовых делах: куда вкладывали мои деньги, на каких условиях и на что тратили их последние шесть лет. Если они откажутся, я подаю в суд. Наверное, Финн бы мной гордился.
Мой юрист пообещал мне, что я выиграю дело. Если обнаружится мошенничество, растрата или халатность, бабуля может угодить в тюрьму. Та выслушала все это с каменным лицом. Я заверила ее, что в тюрьме не так уж и плохо. В конце концов, я уже побывала там из-за нее, верно? Она подняла бурю в СМИ, которая превратилась в охоту за головами. Для чего? Ради привлечения внимания? Повышения продаж? Чтобы вернуть контроль надо мной?
Не выключая громкую связь, чтобы юрист слышал наш разговор, я заявила бабуле, что она не получит ни цента из обещанного ей пенсионного пособия, пока не вернет мои полмиллиона долларов в банк, не перепишет все мои счета исключительно на мое имя с указанием Финна в роли бенефициара на случай, если со мной что-то случится. Тогда она рассмеялась и сбросила звонок на моем телефоне, чтобы мой юрист нас больше не слышал.