– Так точно, сэр. – Нищий кивнул. Его зычный голос звучал несколько неуместно в салоне машины.
– Держите! – Бонни протянула Уильяму свой сэндвич; «Чарджер» устремился на юго-запад в направлении Джоплина. – А что значит эта табличка, Уильям?
Бонни положила несчастный кусок картона на заднее сиденье рядом с попрошайкой, но тот словно ничего не заметил. Уильям был занят сэндвичем, поглощая его с такой жадностью, как будто не ел неделю. Финн тоже отдал ему свой, а следом протянул бутылку воды. Нищий решил ответить на вопрос Бонни, не прерывая трапезы. Кусочки помидоров, салат и лук посыпались на его бороду, застревая в ней, но Уильям на такие мелочи не отвлекался.
– Мне было видение, – заявил он тоном, достойным речи Мартина Лютера Кинга. – Видение о Бонни и Клайде. Когда я сплю… мне всегда приходят видения, – сообщил Уильям, разжевывая сэндвич.
Его слова звучали слишком театрально, чтобы принимать их всерьез, но Бонни бросила на Финна торжествующий взгляд.
– Ну, вот меня действительно зовут Бонни, – гордо сказала она.
– А как его имя? – Уильям как будто совсем не удивился такому заявлению.
– Я Финн. – А фамилию называть не обязательно. Хрен ему.
– А, Инфинити. Мистер Бесконечность! – оживился Уильям.
– Мистер Бесконечность! – расхохоталась Бонни. – С таким псевдонимом тебе остается только намазаться маслом, надеть плавки и идти на сцену щеголять мускулами!
– Мечтай, – усмехнулся Финн.
– А я и мечтаю. – Бонни резко перешла на серьезный тон.
Она, конечно, дурачилась, но в этом было что-то сексуальное, и, если бы у них за спиной не сидел этот вонючий пассажир, Финн непременно поцеловал бы ее.
– Мистер Бесконечность, Всемогущий, Царь Царей, Господин всех Господ, присносущий Отец, Князь Мира и Покоя. Сам мистер Икс. Неизвестная величина! – Уильям разделался с первым сэндвичем и теперь перечислял титулы так, будто объявлял участников боксерского матча.
– Вы готовы к бою? – пробормотал Финн вполголоса.
Бонни хихикнула.
– Я еще никогда не слышала, чтобы Бога называли мистером Бесконечность, мистером Икс или неизвестной величиной, – призналась она, когда Уильям взялся за второй сэндвич.
– Икс и неизвестная – это математические термины, – сказал Финн, как ни странно, получая удовольствие от этого разговора. В ближайшее три часа соскучиться им не грозило.
В бороде Уильяма собралось столько овощей, что он мог бы сделать себе салат, если только не вытрясет их все силой своего звучного голоса.
– Любите математику, мистер Бесконечность? – спросил Уильям.
Финн встретился с ним взглядом в зеркале заднего вида, но ничего не ответил. Он вдруг сообразил, что не называл нищему своего полного имени.
– Тогда скажите мне вот что. Математика существует, чтобы отражать реальный мир, или же сам реальный мир является отражением математики?
Услышав такой вопрос, Бонни изумленно подняла брови. Финн на секунду замер. Уильям явно и не ждал ответа – он просто доел сэндвич, рыгнул и откинулся на спинку сиденья.
– Я был голоден, и вы накормили меня; я хотел пить, и вы напоили меня. Теперь прилягу отдохнуть, – заявил Уильям более будничным тоном и через несколько секунд уже храпел на заднем сиденье, просунув ногу в грязном чулке между передних кресел.
– Разве не здорово, что я предложила его подвезти? – сказала Бонни, с трудом сдерживая смех. Она ткнула Финна в бок, но тот не обратил на это внимания.
– Этот вопрос – про то, отражает ли математика реальность или реальность математику… Ты слышала? – рассеянно спросил он.
– Конечно, слышала, – хихикнула Бонни. – Попробуй не услышь! Этой мощной звуковой волной у меня, по-моему, сдуло все омертвевшие клетки кожи, даже к косметологу идти не придется.
– Отец постоянно задавал его нам. – Все произошедшее выбило Финна из колеи. – Наверное, он не единственный об этом задумывался. Но как странно, что Уильям ни с того ни с сего спросил такое.
– Но ведь его зовут Б. О. Г., – произнесла Бонни, мягко улыбнувшись.
Финн понял, что она пытается разрядить напряжение. А потом у него в голове всплыло воспоминание. Отец в очередной раз пристал к ним с парадоксами, и Фиш переделал вопрос, подставив их имена: «Финн существует, потому что является отражением меня, или же я сам являюсь его отражением?»
Отец посмотрел на Фиша так, будто не понял ни слова, и брат рассмеялся, радуясь, что в кои-то веки сумел его озадачить. Вечером они с братом напились, и вопрос всплыл снова, только уже в другом парадоксе.
–