Хорошее предложение, усмехнулась про себя Авалова, в голову опять влезла эскапада Фуко. Интересно всётаки, почему этот старик не дал всё это услышать Верховскому? Может, он считает, что Александр уже сделал выбор? Если да, то интересно, какой он? Впрочем, Ксения не тешила себя мыслью, что старик ей скажет об этом.
— Чем же эта девица опасна? — спросила она. — Почему её так сложно вычислить?
Старик покачал головой.
— Потому, что её нельзя почувствовать, — пожал плечами художник, — она абсолютно нейтральная, как будто у нее нет души!
— То есть? — не поняла Ксения. — Что значит без души?
Старик вздохнул.
— Знаете, её сердце и душа как будто лишены жизни и ничего не чувствуют.
— Почему же это происходит? — спросила Ксения.
— Грехи тяжкие, — ответил старик, — преступление разрывает душу, а когда человек сознательно идет против своей совести, он совершает тяжкие грехи. Знаете, это как зубная боль. Сначала зуб болит, но если его не лечить, то болевые ощущения могут пройти, — и это не значит, что он исцелился, а совсем наоборот — болезнь перешла в более тяжелую форму. Вот и душа, пораженная грехом, может потерять чувствительность, и человек вроде живет, но духовно уже мертв. Безвозвратно.
— Учту, — сказала Ксения.
Арсенюку было страшно. Это было его обычное состояние, поэтому ничего не было удивительного в том, что он сделал. Наверное, удивительным было то, что чувство страха у Арсенюка никогда не сочеталось с чувством осторожности и самосохранения, вот почему сразу после того, как Покровская покинула его дачу, он позвонил Адашеву и закатил истерику.
— Это я, — прокричал он в трубку, — ты меня слышишь? Все пропало! Я! Арсенюк! Арсенюк! Всё пропало! У меня была Покровская! Она всё забрала! Диск с информацией о протестных акциях! Да! А что я мог сделать?! Вы же меня подставить решили! Мне что, резон есть на нарах париться!? Как хотите, но я соскальзываю! Алло! Алло!
— Похоже, я вовремя, — раздался женский голос. Арсенюк дернулся, и вся его субтильная наружность стала выражать крайнюю нервозность. Перед ним стояла женщина, тонкая, изящная, затянутая в кожу.
— Ты кто? — треснувшим голосом спросил Арсенюк.
— Это не столь важно, — ответила гостья, — наверное, ты даже слышал обо мне. Меня интересуют два момента. Говорил ли ты что-либо о намечающихся событиях и кому?
— Да пошла ты знаешь…
Прежде чем Арсенюк договорил, на его горле сомкнулась стальная перчатка.
— Я, по-моему, спросила достаточно четко, — отозвалась Охотница.
— Ду… Покровская Наталья, — прохрипел Арсенюк, — она ведет дело об убийстве депутата Левицкого.
Охотница сохраняла полную безэмоциональность во взгляде.
— Что она от тебя хотела? — последовал вопрос. — Почему пришла к тебе?
Охотница разжала хватку, и Арсенюк осел на землю, судорожно хватая ртом воздух.
— Требовала, чтобы сняли посты, — хрипел он, — чтобы выпустили Сабурову и её девчонку.
— Ты снял посты?
Арсенюк тяжело закивал:
— Да.
Охотница эмоций не выражала.
— Что ещё?
— Я заснял, как Кирсанова пытается убежать из комнаты, — заныл Арсенюк.
— Прекрасно, — бросила Охотница, — ты уже успел передать это Покровской?
— Нет, — выдохнул Арсенюк, — она придет за информацией сюда завтра. В два часа дня.
Впервые за весь разговор Охотница позволила себе улыбку. Она получила то, что ей было нужно.
— Благодарю, — вежливо сказала она и направилась к выходу из гостиной, — да, кстати, я забыла. Мы не попрощались.
Охотница сделала легкое движение рукой. С запястья слетел диск. Он разрезал плоть и кость и вернулся к хозяйке. Арсенюк с широко открытыми глазами осел на пол.
Охотница подошла к трупу и перевернула его носком сапога.
— Бесполезное существо, — пренебрежительно бросила девушка.
Штильхарт вел машину. Кристина сидела рядом, уткнувшись в свои записи, словно бы те могли ей помочь что-нибудь понять. По радио шли новости. Главной из которой была смерть беглого олигарха из Великоруссии Бориса Тополевича. Его тело было найдено на окраине Монтрё в брошенной машине. По первым данным остановка сердца.
— Кажется, кое-кто опять убрал все концы, — заметил Флориан, — клиника эвакуирована, Тополевич мертв.
— Похоже, — кивнула Кристина, — возможно, он отыграл свою роль и от него избавились, а может быть, он стал слишком опасно себя вести для их общего дела. Это не столь важно! В любом случае, с его смертью ниточка оборвалась. Теперь мы просто обязаны найти эту Охотницу, она единственный ключ к разгадке.
Штильхарт многозначительно хмыкнул.
— А может, всё проще, — сказал он, — может, за этим стоит Верховский? Иначе кому и зачем нужно похищать Урусову?
— Поясни, — не поняла Левонова.
— Смотри, — сказал Флориан, — он всё бредит страстью к Анастасии, по крайней мере так утверждал покойный Урусов, и тогда в рамки укладывалось бы похищение. Ну в самом деле, если ты хочешь убить человека, берешь и убиваешь. А вот подобное похищение… На такое способны только люди, одержимые страстью.
Кристина задумалась.