Бесконечность I. Катастрофы разума

— Сколько бы мы ни пытались изжить в себе зло, — сказал он, — это естественная человеческая эмоция. Знаете, это парадоксальная вещь, но чем больше человек хочет стать выше и лучше, тем больше проваливается вниз, в мрак и тьму. Как дерево, чтобы вырасти, оно должно пустить длинные и глубокие корни вниз, во мрак, ко злу, странно, что мы так гордимся и упиваемся нашими корнями.

— Выше не значит лучше, — произнесла Ксения, — высок только тот, кто с высоты своего положения сумеет различать добро и зло, несет добро низким и не соблазняет их на зло.

— Тут вы безусловно правы, — сказал Верховский, — но что же делать людям, которые творили зло, думая о благе?

— А они не думали о благе, — пожала плечами девушка — всегда, когда они считали, что думают о благе, они думали лишь о себе, о своих страстях. Это сжигает их изнутри, потому что они знают ту правду, в которой даже сами себе боятся признаться.

Верховский хмыкнул.

— Вы же говорили, что вы не ясновидящая? — иронично спросил молодой человек. — Но вы опять правы. Знаете, когда испробовал все дороги, остается одна: правда.

— Так расскажите её, — попросила Ксения, — поборите свой страх. Страх уйдет, и страсти пройдут.

— А зачем вам правда от меня? — спросил Верховский.

— Мне кажется, что вы и так всё уже знаете, только вы почему-то хотите, чтобы именно я вам её рассказал. Можно откровенность за откровенность.

— Всё та же причина, — улыбнулась Ксения, — не хочу, чтобы страдали невинные.

Её ответы никогда невозможно было понять однобоко. В них всегда был скрытый смысл. Но всё, что она говорила, удивительным образом сходилось с его собственными мыслями. Возможно, она и была послана ему, чтобы ей рассказать правду. Не ради себя, ради Анастасии. Её спасти.

— Извольте, — произнес он в слух, — вы правы, когда говорите, что страсть приводит к страшным вещам. Но ни одна страсть так не околдовывает человека, как любовь. И, наверное, худший способ — это постоянно думать о человеке, мечтать о нем и понимать, что он никогда не будет твоим. Впрочем, всякое препятствие любви только усиливает её. После той истории в Женеве я вернулся домой, и скажу вам честно, первое время не знал, как мне жить дальше. Анастасия стала для меня всем. Мне иногда казалось, что она смысл моего существования. Можете называть это наваждением, можете болезнью, но мне вдруг стало казаться, что если я добьюсь чего-то в жизни яркого, эффектного, то Анастасия поймет, как она была не права и вернется ко мне.

Он сделал паузу, отпил вина, но никакой ответной реплики не услышал. Ксения просто смотрела на него.

— Именно тогда на меня и вышел Адашев, — продолжал Верховский, — и знаете, он мне тогда очень толково всё объяснил. Я тогда понял, что страх, который поселился во мне, нужно уничтожать не любовью, не милосердием, а властью, и только власть и успешность откроют мне дорогу к тому, чтобы я смог вернуть любовь Анастасии. Любовь — это то, что забираешь силой, так я тогда думал. И у меня была в руках эта сила.

— Разработки вашего учителя, — нарушила свое молчание Ксения.

Верховский кивнул.

— Да, — печально сказал он, — я действительно знал о его разработках, он показывал их мне. Сперва это был научный интерес. Но потом я понял, какой уникальный инструмент власти можно сделать с помощью этого препарата. Власти не над человеком, а власти человека. Власти над собственным будущим. Создать совершенный мир. Мир без депрессии, без страха, мир удивительных грез, мир без диктата и запретов. Всю свою историю человечество зависело от кого-то или чего-то. Оно зависело от богов, которых само выдумало, от государства, которому почему-то решило отдать свою свободу. Знаете, человечеству всегда нравилось, что им управляют. Мне нет! И вот у меня в руках уникальный инструмент, который позволит человечеству совершить революцию в собственном сознании. Теперь человек будет определять свое будущее, а для этого нужно сделать человека счастливым, и тогда он сам себя сделает свободным, знаменитым, успешным. Счастье есть чувство свободы от боли. Нужно просто научить человека счастью.

Ксения вздохнула.

— Иными словами, внушить ему счастье, — сказала девушка, — а как же свобода выбора, чувство преодоления испытаний? По-моему, жизнь без испытаний это не жизнь, а лишь существование. Да и не может быть абсолютного счастья. Как же мы поймем, что есть счастье, если не узнаем несчастья?

— Я верил в совершенствование человека, — гордо сказал Верховский, — я считал, что могу дать человеку инструмент, благодаря которому он будет чище, выше, лучше, ну или близко к этому. Создавая препарат, я верил, что счастливый человек будет свободен от дурного поведения, от зависти, от тех поступков, которые он не хочет совершать.

Ксения не удержалась от улыбки.

— Это вы исходя из собственного опыта решили? — рассмеялась девушка.

— Вы же сами говорили об опыте, — парировал Верховский.