Бесконечность I. Катастрофы разума

— Ты права, — медленно расставляя слова, сказала она, — те, кто меня окружает, предстают в совершенно ином свете. Я начинаю подозревать в коварстве всех, кто мне дорог. Все изменились. Я сама меняюсь. Эти сны, видения о прошлом. Как будто кто-то подключается ко мне и заставляет меня видеть их. Переживать все заново.

Эльмира снисходительно улыбнулась.

— Это бывает, — сказала она, — та история, что приключилась с тобой и твоими друзьями, знаешь, такое совсем не просто пережить, но ведь ты пережила тогда. Переживешь и теперь. Ты сильная, может, ты сама не догадываешься об этом, но ты сильная.

Анастасия нервно засмеялась.

— Ты обо мне всегда лучшего мнения, чем я о себе думаю, — сказала девушка.

Эльмира отодвинула в сторону тарелку и наклонилась к подруге.

— Послушай, — сказала она, — я думаю, что на тебя кто-то влияет. Очень сильная личность. Нам надо личность эту выкинуть из твоего разума.

— И как же, позволь узнать? — спросила Анастасия.

— Абстрагируйся, — посоветовала Эльмира. — Необходимо, чтобы происходящее с тобой перестало быть частью тебя, — девушка бросила кроткую улыбку, — а ещё лучше влюбись, знаешь, иногда это здорово помогает.

* * *

— Никогда не понимала, почему мужчин так возбуждают девушки в школьной форме, — философски произнесла Ксения, проводив взглядом удалившуюся ученицу.

— А!? — вздрогнул Рауш, вперив взгляд в только что закрывшуюся дверь. — Ах, да, вы правы, то есть я хотел сказать, что тоже не понимаю, все эти юбочки, гольфики, меня это совершенно не интересует.

Ксения, не удержавшись, прыснула.

— Оно и видно, — усмехнулась девушка, — теперь понятно, почему они вам ничего не сказали, странно, что вам хоть что-то удалось вытащить из этих девиц.

Рауш прищурился на неё, колкость девушки ему не понравилась. Ну и пусть, на обиженных воду возят. Если бы он работал чётче, она бы не сидела здесь четыре часа.

— Ладно, не дуйтесь, — бросила Ксения, — скажите лучше, Александр Верховский, это тот, который…

— Да, — подхватил Макс, — красавчик с рекламных плакатов, гений органической химии. Это он.

Ксения флегматично кивнула, подтверждая, что слушает.

— И где он сейчас? — спросила она. Рауш пожал плечами.

— Как будто постоянно живет здесь, — сказал оперативник, — я имею в виду, что не эмигрант. Человек публичный, известный, благотворительностью активно занимается, ну, как многие из его круга, но ничего криминального за ним не числится.

Ксения задумчиво сжала губы. Она про Верховского слышала только то, что говорили по телевизору, и насколько могла судить, этот мужчина всегда держался несколько в тени остальных представителей республиканской элиты, а чувства, желания и поступки таких людей всегда скрыты от широких глаз и иногда имеют довольно неприятную обратную сторону. Нет, подозревать Верховского в чём-то, конечно, было, ну, по крайней мере, опрометчиво, но Ксения привыкла к любым, самым фантастическим поворотам, и возможную связь Верховского и пропавших девочек она должна была проверить, к тому же Верховский был из той же тусовки, что и Левицкий, а значит, мог его знать.

Закусив губу, Ксения достала из кармана утепленной жилетки телефон и бегло напечатала сообщение для Кристины, с вопросом, что та знает об этом Верховском. Левонова, очевидно, сейчас была на пути в Кранцберг. Они нарочно договорились ехать раздельно, чтобы не показывать общую связь. По крайней мере до поры. Ещё Ксения ждала от неё информацию о таинственной журналистке, которая весьма заинтересовала Авалову. Ксения из опыта знала, что независимой журналистики, как и независимой политики, не бывает в принципе, поэтому её занимал вопрос, кто же отправил эту Ольгу Касаткину на встречу «Лиги честности» и для чего?

Дверь в класс открылась и вошла средних лет женщина с короткой стрижкой в деловом костюме, который был сходен с деловым костюмом директрисы, но отличался по цвету. Женщина представилась как классный руководитель и преподаватель по истории и философии.

— Я не знала, что в школах, кроме истории, учат ещё и философию, — коротко заметила Ксения.

Лицо учительницы было таким же суровым, бесстрастным и спокойным, как и у директрисы. Вот так рождаются мифы о зловещих закрытых школах, усмехнулась про себя Авалова, ещё раз вспоминая эскападу Фуко.

— Наш лицей углубленной гуманитарной направленности, — произнесла женщина, — поэтому ничего нет удивительного в том, что мы даем детям расширенные знания и соответственно требуем от них расширенного понимания.

— А запугивания и издевательства над одноклассницами — это практическое занятие по отработке философских теорий? — осведомился Рауш.

Ксения подавила в себе улыбку. Шутить умеет, уже хорошо.

— И как было с пониманием у Екатерины Кирсановой? — спросила Авалова.

— Она была очень способной, — сказала учительница, — одной из самых лучших учениц в классе.

— У вас были хорошие отношения?

— Рабочие, как с любым разумным учеником, знаете ли, мы не приветствуем внеклассное общение педагогов и детей, это пагубно влияет на психику. У нас нет походов, шашлыков и другой старорежимной глупости, только смиренное обучение.