Смиренное обучение, нужно будет запомнить формулировку, хмыкнула Ксения.
— Что ей нравилось? — спросила девушка вслух. — Может быть, какие-то особые предметы?
Учительница кивнула.
— Её очень интересовали политология и философия, — сказала она, — особенно она увлекалась Хангтинтоном.
— Кем? — переспросил Рауш.
— Американский социолог, — пояснила Ксения, — и политолог, автор концепции этнокультурного разделения цивилизаций.
Общение с Кристиной не пропало даром.
— Верно, — подтвердила классный руководитель, — Екатерину очень заинтересовала эта теория, и она много её обсуждала со своей подругой, как она говорила.
— С одной из пропавших? — спросила Авалова. Учительница покачала головой.
— Нет, эти две девочки были совсем другие, они мало чем интересовались, я всегда удивлялась, почему Екатерина дружит с ними, но с другой стороны, это было хорошо, поскольку эти девочки хотя бы пытались ей соответствовать, чего я не могу сказать, например, о Лере, с которой вы разговаривали.
— А Антон Сиджан?
Учительница снова покачала головой.
— Нет, он строит из себя местного плейбоя, я не видела, чтобы они когда-нибудь разговаривали о чём-то серьезном, в основном дурачились.
Ксения нахмурилась.
— Исходя из ваших слов можно сказать, что подруга Екатерины была старше ее? — уточнила девушка.
— Именно это я и имею в виду, — сказала учительница, — а сейчас простите, у меня урок, и если у вас больше нет вопросов…
Ксения кивнула и протянула женщине прямоугольную визитку.
— Не смею вас задерживать, — сказала она, — это мой телефон, позвоните, если вдруг что-то вспомните, важна любая мелочь.
— Обязательно, — ответила женщина, — я надеюсь, что вы найдете того, кто это сделал. Такая история, бросает тень на честь всей школы.
— Мы постараемся, — сказала Авалова.
Шли бы со своей честью куда подальше, чистоплюи, выругалась она про себя.
Антон Сиджан был тощим, смуглым подростком того возраста, когда дети хотят всего и сразу, и если их вовремя не останавливать, то это приводит к печальным последствиям. Рубашка свободно ниспадала на брюки, рукава были закатаны до локтей, отображая набитые татуировки, на шее весела золотая цепь. Картину дополняли взъерошенные черные, как смоль, волосы. Во всем его облике чувствовалась мелкая подростковая пакость, которую даже бунтом было назвать сложно. Да, такие мальчики нравились некоторым девочкам.
Ксения жевала грецкий орех и следила за реакцией парня на задаваемые Раушем вопросы, он сильно нервничал.
— У тебя странная реакция, — заметил Макс, — я думал, что ты будешь плакать, страдать и всё такое.
— Послушайте, — воскликнул Антон, — да, мы повздорили немного, но никакой драмы не было!
— Ты назвал её потаскухой, — вступила в разговор Авалова.
Парень пожал плечами.
— Я не помню, — сказал он, — я был пьян. Мы тогда все были навеселе.
Настала очередь Рауша.
— Почему вы расстались? Парень дернул плечом.
— Понятия не имею, она всё время ко мне придиралась, то я одеваюсь не так, то разговариваю не так.
— И ты на неё взъелся? — угрожающе спросил Рауш. — Естественно, ты сын помощника городничего, а тут какая-то дешевка будет тебя строить. Так ты решил, да!?
— Слушайте, да мне вообще наплевать было, — повысил голос Антон, — да, она была хорошенькая, но больно с мозгами, всё со своей политологией носилась. Я просто понял, что это не мой типаж.
Ложь в его словах чувствовалась за три километра.
— Тогда почему же ты пытался вернуть её на вечеринке? — спросила Ксения. — Все видели, как вы выясняетесь.
— Ты пытался вновь закадрить её, — подхватил Рауш, — но она проявила достоинство и отказалась, а ты, видно к отказам не привык.
Парень фыркнул.
— Да кто вам это сказал? — Небось наша Лерочка? А вы её больше слушайте, нимфоманка чертова. Я её отшил на празднике, вот она теперь и мстит.
Да, большой любви друг к другу эти детки не испытывали, решила Авалова, здесь торжествовали индивидуальность и борьба за выживание.
— Почему же ты тогда с ней танцевал? — спросила Ксения.
— А что, танцевать с девушкой уже преступление? — нагло осведомился парень. — На вечеринках танцуют с разными девушками.
— Ты начал ласкать её.
— Чушь, — фыркнул Антон, — мы просто танцевали, потом мне надоело, но она стала предлагать мне отойти куда-нибудь, ну вы понимаете, а у меня настроения не было, вот я и отшил её.
— Ты же говорил, что был пьян? — спросил Рауш. Парень пожал плечами.
— Не так, чтоб ничего не помнить, — сказал он.
Ксения покровительственно сложила руки на груди.
— Странно это у тебя выходит. Сначала ты веселишься с Катей, вы пьете на брудершафт, танцуете, а потом черт знает от чего соритесь, и ты её называешь потаскухой и при этом ничего об этом не помнишь, занеже был пьян, а как ты стал танцевать с Лерой, твои мозги просветлели, и ты всё запомнил.
— Сомнительно, что это мозги, — ехидно сказал Рауш, — скорее другая часть тела. Вашей Лерочке прямо живым антипахмелином работать надо. Ну и что ты делал после отрезвительного танца?
— Да не помню я! — воскликнул Антон. — Но Катю я больше не видел, она уже ушла.
— А ты пошел за ней? — спросила Ксения. Парень покачал головой.