Бесконечность любви, бесконечность печали

Тем не менее о Гаркалиной-Лежнивец следовало срочно узнать побольше. Стоило задаться такой целью, как буквально на следу­ющий день встретила эту женщину у палаты Ладышева!

«Любопытно, какие отношения их могут связывать спустя столько лет? Да еще после того, как Валерия Петровна обвинила во всех грехах Ладышева-младшего... А вдруг сердце Ладышева занято вовсе не журналисткой?» - пыталась она сложить паззл, но безответных вопросов стало только больше.

Впрочем, как и проблем. Вскоре Балай поняла: рано порадова­лась тому, что ее фамилия не упомянута в материале Проскури­ной. Лучше бы она вообще не встречалась с ней спустя столько лет! Того и гляди, ее роль в тех событиях вылезет наружу. Меди­цинский мир вовсю обсуждал статью о профессоре. Вспоминали о травле Ладышева-старшего, о неком списке противников, о талантливом сыне, которого по сути выбросили из системы. Не за­были и гинеколога, которой удалось выйти сухой из воды.

А ведь фактически, если бы не Балай, не всплыла бы та давняя история, за которую многим теперь ох как стыдно! Например, бывшему научному руководителю молодого хирурга. Он-то и об­молвился: сын профессора и врач-гинеколог встречались и даже собирались пожениться, но как только все произошло, та сразу вышла замуж за другого.

Какая ушлая дамочка! Логически сопоставив то немногое, что уже узнала о Лежнивец и что помнила из ее прошлого, Балай сразу наткнулась на нестыковки. Например, когда велось рассле­дование, та имела срок беременности, совсем не совпадавший с датой брака. Людмила Семеновна тогда сразу просекла это опыт­ным глазом. Но на то у новобрачных могли быть свои резоны, ее не касавшиеся. Сейчас же эта тема высветилась перед ней в дру­гом ракурсе: а вдруг Лежнивец тогда была беременна от Лады- шева-младшего и скрыла сей факт от законного супруга? Прелю­бопытно будет выяснить. И где ребеночек? Родила ли? В личном деле значится лишь рожденная до брака дочь.

«Хитра, стерва, - отдала должное Лежнивец Балай. - Осторожна, умна, ни с кем дружбы не водит, не сближается. Не удивительно, что ее участие в той истории фактически никому не ведомо. Вы­шла замуж, сменила фамилию, место работы... И за своего мини­стра выскочила практически сразу после злополучной операции, сопоставляла она даты из личного дела Лежнивец и усмехалась.

Сложно поверить, что встретила она его в тот же день, выйдя из операционной... Значит, и Ладышев, и будущий супруг какое-то время существовали в ее жизни одновременно, и отцом ребенка мог быть как один, так и другой. Не зря ведь научный руководи­тель Ладышева-младшего до последнего считал ее невестой свое­го ученика... Что же получается?»

А получалось, что чаша весов с предположениями об отцовстве склонялась в пользу молодого хирурга. Но что же могло произой­ти с младенцем? Умер при родах? Вряд ли. Для врача-гинеколога, на стороне которого не только коллеги, но и собственный опыт, такое маловероятно. Патология, халатность медперсонала? Тоже странно...

Чем больше размышляла Людмила Семеновна, тем ближе к истине были ее предположения.

Как поступит женщина, которая забеременела не от мужа, но хочет сохранить семью?

Естествен­но, втайне сделает аборт, чтобы все было шито-крыто. А если для аборта уже упущен срок? Или если сам акт беременности поспо­собствовал благоприятному разрешению дела? Тогда женщина дождется родов и уже потом попробует решить проблему.

Сложно объяснить, почему Балай сразу уловила, что в истории беременности и родов Гаркалиной сокрыта тайна. Возможно, по­тому, что сама на ее месте поступила бы точно так же. По каким-то одной ей ведомым знакам Людмила Семеновна поняла: ищи, там спрятано нечто важное, и оно послужит тебе оружием. Зачем ей это оружие, она слабо представляла, но опасность, исходящую от Лежнивец, чувствовала четко: слишком много вдруг стало этой женщины.

Людмила Семеновна продолжила собирать информацию. Здесь очень кстати пришлось то обстоятельство, что секретарем в боль­нице у Лежнивец работал свой человечек - племянница соседки по городской квартире, которую Балай сдавала. Присматривать за квартирантами ей некогда, вот и обратилась за помощью к сосед­ке, а та в свою очередь попросила пристроить на работу в боль­ницу племянницу Полину. Мол, болезненная с детства, денег на докторов не напасешься.

Теперь пришло время Полине отплатить за доброе дело. Но ни­чего интересного о начальнице та не смогла рассказать. Пожало­валась только, что начмед приняла ее в штыки и терпеть не может. Правда, к концу разговора вспомнила: Валерия Петровна иногда надолго уединяется в кабинете с каким-то мужчиной. С кем, она понятия не имела, но пообещала разузнать и доложить.