К утру Кате все же удалось забыться сном, поверхностным, неглубоким. Глаза закрыты, но при этом фиксируются все шорохи, все звуки: скрип дверей, шарканье ног по коридору, вой ветра за окном... Скрипы и шаги то учащались, то затихали на время, ветер тоже то успокаивался, то вдруг завывал, отчего на душе становилось тоскливо и тревожно.
Открылась дверь в палату, и в проеме появилась женская фигура.
- Не спишь? - раздался шепот.
- Нет, - так же тихо ответила Катя, узнав Олю.
- Тогда пойдем в ординаторскую, поговорим, пока никого нет.
Отбросив одеяло, Проскурина сунула ноги в шлепанцы, подпоясала халат.
- Доброе утро! - поздоровалась она с подругой в коридоре и, заметив глубокие темные круги под ее глазами, не удержалась: - В твоем состоянии нельзя работать по ночам!
- Это последнее дежурство... - успокоила та. - Я тебе вот что хотела сказать: вчера поздно вечером позвонила Лежнивец, попросила выйти и поговорить с твоим Проскуриным, успокоить. Ты права, они с ней договаривались.
-А как Алиса?
- Накачали успокоительными, спит. Нервный срыв. Здесь ты тоже права: с потерей ребенка рушатся ее планы. Похоже, твой бывший ее не любит.
- С чего ты решила?
- С того, что он несильно обеспокоен ее самочувствием. Больше горевал, что ребенка потеряли. Правда, интересовался, сможет ли она в будущем иметь детей. Разве любящий человек так себя ведет?
- Понятно...
Кате все-таки хотелось думать, что хоть у одного из этой пары ость чувства.
- А в конце поинтересовался, не знаю ли я, где ты. Мол, дозвониться не может ни сам, ни адвокат.
- И что ты ответила?
- Сказала, что давно не виделись. Была занята свадьбой.
- Спасибо... Придется завтра, то есть сегодня, самой ему позвонить. Не получается жить только беременностью... - с грустью пожаловалась Катя. - Я и телефон только вчера включила. Глупо, конечно. От окружающего мира надолго не спрячешься.
- С одной стороны, может, и зря, - согласилась Ольга. - С другой - поступила правильно: ребенка сохранила. Катя, ты хорошо подумала насчет развода? - неожиданно спросила она.
- Что значит «хорошо»?
- Ты извини, это, конечно, твоя личная жизнь, но мне кажется, если Виталик узнает о твоей беременности, он... как бы правильно выразиться, поймет и простит.
- Ошибаешься, - усмехнулась Катя. - Мы прожили десять лет, и я точно знаю: чужого ребенка он никогда не воспримет как своего. Даже из любви к женщине. А если чувств уже нет, то и подавно. Расстались - и точка. Не о чем даже говорить.
- Переживаю за тебя, - виновато опустила голову Ольга. - Извини.
- Знаешь, я недавно вдруг поняла, - продолжила Катя, - что никогда не полюблю и не приму мужчину, если он не полюбит моего ребенка.
- Знакомо, - кивнула подруга. - У меня с Ксюшей такое было.
- Но ведь тебе повезло? Ты говорила, что Саша принял ее как родную? - заглянула ей в глаза Катя.
- Повезло, - голос Ольги потеплел. - Он ради ее занятий в художественной студии встречи с друзьями готов отменить. Но таких, как он, один на миллион.
- Неважно! Значит, шанс есть, - улыбнулась Катя. - Ну а если нет, сами справимся. Мне теперь есть кого любить... Я сегодня домой, - неожиданно сменила она тему. - Ты не забыла? Сразу после капельницы... Поеду к...
«Вадиму», - едва не сорвалось с ее губ.
- Катя, все-таки надо бы полежать еще пару деньков, - забеспокоилась Ольга. - Я постараюсь, чтобы вы с Алисой не пересеклись.
- Дело не в ней. Вернее, не только в ней. Отца сегодня оперируют. Хочу поддержать Арину Ивановну. Вдвоем нам легче будет. И еще одного больного надо навестить... А то я и сама изведусь здесь от разных мыслей. Сегодня ночью глаз не сомкнула.
- Понятно... Тогда готовься к выписке. Только обещай: если что не так - сразу звонишь!
- Все будет хорошо, не волнуйся, - улыбнулась Катя, твердо решив ночью, что если снова придется лечь на сохранение, то в дру гую больницу, к Арине Ивановне. - Спасибо тебе за заботу!
Дверь ординаторской открылась, зашли две женщины. Скорее всего, доктора.
- Доброе утро! А мороз ослаб, - сообщила одна, расстегивая шубу.
- Доброе! Это хорошо, - порадовалась Ольга.
- Я пойду? - поднялась Катя и шепнула: - Не забудь про капельницу...
Лежнивец раздосадованно отложила мобильник, свела брови к переносице и непроизвольно забарабанила пальцами по столу.
После звонка Ладышева было о чем поразмышлять. Позвонил - это хорошо. Но, похоже, не из желания поговорить с ней, а тем более увидеться. Чего-то ему приспичило попасть в больницу. К кому? За кого он так волнуется? За родственников? Но, насколько ей известно, у него осталась только мать. Профессорская жена, скорее всего, обслуживается в лечкомиссии, значит, и госпитализируют ее в случае необходимости туда. Тогда кто?
«А вдруг это... журналистка?! - ошпарила ее неожиданная мысль. - А вдруг она его любовница?! Тогда это серьезно. Надо припомнить все, что о ней знаю...»