Бесконечность не предел (сборник)

Мыслеголос Саблина-11 утонул в пульсации крови в голове.

Саблин-2 расслабился, глядя на „своего“ Прохора. Захотелось прыгнуть в „лифт“, связывающий числомиры, и помчаться в неведомые числобездны, выходя в головах живущих там Саблиных. „Интересно, где он сейчас? – пришла пугливая мысль. – Не нарвался бы на Охотников…“

– Готово, можешь идти, – заглянула в комнату Устинья, снимая фартук. – Как он?

– Всё так же. – Саблин не стал говорить ей о новом визите „родича“, не принёсшем позитивных известий.

Поужинали в молчании, прислушиваясь к тишине в гостиной.

Устинья начала мыть посуду.

Саблин собрался было снова подсесть к компьютеру, и снова его отвлекли. Послышался звонок в дверь.

Он бросил взгляд на часы: шёл десятый час, было ещё не поздно, однако чего можно ждать от звонка в дверь, если ты ни с кем не договаривался о встрече?

Из кухни вышла Устинья.

– Открыть?

Он поднял палец, призывая её к молчанию, показал глазами на гостиную: мол, иди к нему.

Устинья нахмурилась, не понимая, шагнула к нему.

Саблин прижал палец к губам, прислушиваясь к тишине за дверью. Тишина ему не понравилась. Даже в глазок смотреть не хотелось. Всё же он заставил себя это сделать.

В коридоре никого не было видно.

– Кто? – выдохнула ему на ухо Устинья.

Вместо ответа он открыл дверь, осмотрел коридор, лестничную площадку, решётчатую колонну лифта, вернулся в квартиру.

– Странно… послышалось?

– Обоим сразу? – недоверчиво проговорила Устинья. – Я тоже слышала звонок.

– Зря я тянул с отъездом, надо было убраться из Суздаля ещё вчера.

– У тебя же чемпионат на носу.

– Да фиг с ним, с чемпионатом, тут такие дела разворачиваются.

Они прошли в гостиную, подспудно надеясь встретить взгляд очнувшегося Прохора. Однако тот явно отсутствовал, судя по неподвижности тела и особенно лица.

– Что будем… – Устя не договорила.

В прихожей снова прозвенел дверной звонок.

Саблин метнулся обратно, распахнул дверь… и застыл, увидев направленный ему в живот ствол пистолета.

Их было двое, из тех, кого газетчики называют „отбросами общества“. Один был одет в облезлую чёрную кожаную куртку, несмотря на лето, и мятые кожаные штаны, второй носил грязную джинсовую безрукавку на голое тело и такие же грязные джинсы.

Первый, с копной грязных, давно не мытых волос, был худ и высок, хотя сутулился, отчего казался ниже. У него было смуглое лицо с россыпью прыщей и сухих струпьев, что не могли скрыть даже небритые щёки.

Второй, пониже ростом, но вдвое шире, был пузат и весь разукрашен татуировками, от волосатых рук до бритой головы. Его мощные кулаки доставали чуть ли не до колен. В почти прозрачных голубоватых глазках не было и тени мысли, зато то и дело вспыхивали искорки хищного интереса, словно принадлежащие совсем другому человеку.

Такие же „двойные“ глаза, только масляно-чёрные, были и у чернявого аборигена, держащего в руке пистолет – вполне современный „Хеклер-Кох“ калибра девять миллиметров, как заметил Данияр.

Чернявый повёл стволом пистолета:

– Руки в гору! Заходи взад!

Саблин поднял руки, косо глянул на застывшую Устинью.

Та правильно поняла его взгляд, отступила за угол стены прихожей.

Саблин попятился, вгоняя себя в боевое состояние. Страха он не испытывал, лишь удивление и любопытство: кто решился на такой грубый грабёж почти посреди бела дня.

Чернявый шагнул в прихожую, за ним суетливо вбежал бритоголовый, начал закрывать дверь, толкнул задом напарника. Чернявый недовольно глянул на него, и этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы Саблин начал военные действия.

Первым ударом он профессионально выбил пистолет из руки бандита, вторым впечатал его в дверцу платяной ниши с вешалками.

Чернявый застрял в обломках дверцы, сполз на пол.

Бритоголовый встал в стойку, видимо, в молодости он занимался боксом, дважды махнул пудовыми кулаками, метя в висок Саблину.

Данияр уклонился, подставил плечо, резко присел и ударил боксёра снизу вверх – головой в подбородок.

Парень отлетел назад, едва не сорвал не до конца закрытую дверь с петель, вывалился в коридор.

В прихожую выскочила решительно настроенная Устинья, держа в руках топорик для обработки мяса.

Саблин хладнокровно отобрал у неё топорик, нагнулся над начавшим приходить в себя налётчиком в кожане:

– Кто вас послал?!

Чернявый потянулся к пистолету, и Саблин стукнул его по руке топориком.

– Сидеть! Кто послал?!

Глаза налётчика сверкнули. Но в них не было ни страха, ни злобы, ни ненависти, лишь безмерная ирония и насмешка. Он не боялся победителя, ему на всё было совершенно наплевать. А затем глаза его погасли, и в них протаяли совсем другие оценки и чувства.

Недоумение. Тупое.

Удивление. Тоже тупое.

И наконец, животный страх!

Именно эти движения души налётчика в данный момент характеризовали в нём зэка, недавно выпущенного на свободу и не понимающего, что происходит. Хотя ещё несколько мгновений назад он был другими хорошо знал, что делал.

– Ты хто?!

– Дед Пыхто.

Саблин ухватил его за куртку, рывком поставил на ноги.

– Пошёл!