Павлина бросилась в объятия мужа. В последние дни им не удавалось уединиться, и это обстоятельство становилось невыносимым…
Даныбай заявился почти через час. Сделал вид, что не замечает радостно-измученные и в то же время виновато-довольные лица мужа и жены.
— Что нового?
— А у тебя? — поспешно спросил Прохор.
— Плывём.
— Очень информативно. Я попробую тренироваться.
— Каким образом?
— Мне всё равно надо исследовать Бездны, вот я и махну туда, на пару тысяч… превалитетов.
— А если застрянешь, как в прошлый раз?
— Во-первых, не застряну, я уже понял хитрость числохождений, ничего сложного в них нету. Во-вторых, даже если я где-нибудь задержусь, твои «родственнички» вытащат меня оттуда.
— Они уже пробовали, и у них не получилось. К тому же ты забываешь, что тебя могут ждать засады.
— Вряд ли Владыки, или кто там у них этим занимается, успели всадить свои программы во всех Прохоров. А я хочу нырнуть поглубже, туда, где меня заведомо не ждут. Кто-то из Саблиных утверждал, что Владыкам нужны Прохоры из первой десятки миров, а я пойду в тысячные.
— Всё равно надо сначала дождаться моих «братьев».
— Да идите вы все! — разозлился Прохор; мама в таких случаях говорила об отце: вожжа под хвост попала, а он был копией отца, превосходя его в упрямстве. — Я теперь в туалет не могу сходить без вашего разрешения?
— Ладно, не кипятись, — уступил Даныбай. — Есть риск оправданный и есть риск безголовый, главное, чтоб крыша не съезжала. Мои «родственнички» могут объявиться в любую минуту, поэтому просьба не гулять по… гм, Безднам долго.
— Я всего лишь минут на пятнадцать, — остыл Прохор.
— Может, подождём? — робко спросила Павлина, кивнув на Даныбая; она имела в виде визит Саблиных.
— Пусть они меня ждут, — строптиво огрызнулся Прохор.
Павлина поймала взгляд Даныбая, ответила ему взглядом, полным сожаления и неловкости. Этот взгляд говорил: он совсем не изменился.
— Ничего, пусть порезвится на свободе, — улыбнулся Даныбай, не разделяя тревоги женщины. — Он прав, надо тренироваться. Только чур — не зарываться!
— Будешь меня учить, — пробурчал Прохор, устраиваясь в шезлонге.
Павлина села рядом, накрыла рукой его ладонь, но тут же убрала, испугавшись, что это помешает числопутешественнику сосредоточиться.
Медитировать он никогда не учился, поэтому прошло какое-то время, прежде чем удалось отстроиться от посторонних шумов, прилетавших в каюту извне, и от собственных переживаний. Голова стала ясной, прозрачной, парящей, мысли перестали мелькать в этом пространстве светящимися пунктирами.
Прохор вспомнил наставления Саблиных.
Базовый универсальный алгоритм передаётся фигурой куба…
Он представил, что сидит в кубе и сам превращается в куб.
… куб формирует сознание в поток знаковой семантики…
Прохор рассыпался словами русского языка: голова — шея — плечи — руки — торс, — пока не дошёл до пальцев ног.
… погружаемся в транс…
Глаза закрылись, комната и все, кто в ней находился, перестали восприниматься как объекты и субъекты, рассыпаясь на цифры и символы.
… соединяем цепочку цифр и фигур в структурную связь, переходим к четырёхмерному восприятию…
Голову омыла абсолютная безмерная тишина, органы тела перестали чувствоваться, сознание обрело странную плотность и подвижность, превратилось в сгусток мыслеволи.
… выходим за пределы тела и этого мира…
Мыслеволя рванулась пулей прочь, пронизывая материальную оболочку тела, каюту, планету вообще, вонзилась в необычного вида тоннель, ощущаемый одновременно океаном тьмы и бездной, пронизываемой мчащимися навстречу невидимыми, но ощущаемыми обручами не-света.
Вспышка! Голова сорок пятого Прохора. Дальше!
Вспышки пошли одна за другой, превратились в объёмную сетчатую фигуру движения — не-движения.
На сотой вспышке Прохор перестал считать проносящиеся мимо — и сквозь него — световые обручи, означающие выходы в психику «родственников». Ему хотелось достичь экзотических миров, порождённых удивительными цифросочетаниями, а они лежали, по утверждениям Саблиных, за семизначными числомирами.
Полёт в тоннеле, соединявшем психосоматические структуры-«души» Прохоров Смирновых, продолжался не очень долго — по ощущениям самого числопутешественника. Показалось, он достаточно удалился «от самого себя», чтобы без особых опасений выбраться из тоннеля числоперехода и выглянуть «наружу» — в мир, окружавший дальнего «родственника».
С мыслью: интересно, какой это превалитет? — Прохор осторожно «затормозил» и «высунул тонюсенький усик антенны» в сознание «родственника».
«Брат во числе» в этом мире существовал, поскольку его пси-сферу можно было «пощупать». Но человеком он скорее всего не был. Правда, в данный момент Прохору-путешественнику было не до определений и оценок состояния «родственника», думать и находить знакомые образы, комбинации фигур и ощущений он начал после возвращения домой.