В половине десятого внезапно позвонил Прохор Шатаев. Он был хмур, озабочен и сосредоточен.
— Привет, чемпион. Можешь приехать?
— Я занят, — сказал Саблин. — Могу подъехать вечером, после работы.
— Ты мне очень нужен.
— Что случилось?
— Не по телефону.
— С тобой всё в порядке? — забеспокоился Саблин. — Выглядишь как после автоаварии. Или с твоими что?
— Нет, все здоровы, — мотнул головой Прохор, не реагируя на тон друга. — Хотя, может быть, у меня с головой что-то. Приедешь, сам оценишь.
— Да что с тобой? — не на шутку встревожился Данияр. — Может, врача вызвать?
— Когда ждать?
— Врача?
— Дан, мне не до смеха. Когда приедешь?
Саблин посмотрел на разложенные по столу бумаги, на схему в объёме дисплея, показывающую взаимодействие спортивных организаций Суздаля, но отказывать другу не решился.
— Через минут сорок тебя устроит?
— Жду, я дома. — Видеообъём айкома погас.
— Какая муха тебя укусила? — выпятил губы Саблин, размышляя над словами и поведением Шатаева. — Первый раз я вижу тебя таким взъерошенным. Математики такими быть не должны.
На сборы ушло три минуты.
Саблин сказал Светлане, что вернётся после обеда, попросил объяснить Евгению, что убыл по делам в исполком Федерации тенниса, и спустился к машине.
Прохор Шатаев жил в новой семнадцатиэтажке, формой напоминавшей не то корабль, не то утюг. Этот стеклянный сверкающий «утюг» был виден издалека, и многие жители города завидовали владельцам квартир необычного здания. Но Саблин знал, что строили его наспех и недоделки вскрывались каждый год: то щель появится в стыках между плитами либо под пластиковыми подоконниками, то протечёт труба, то засорится унитаз. Правда, Прохору повезло, его квартира дополнительного ремонта пока не требовала.
Математик встретил его в шортах и шлёпанцах. Он по-прежнему был хмур и рассеянно озабочен.
— Нет, ты всё-таки заболел, — решил Саблин. — Первый раз вижу, чтобы у тебя не был включён комп.
— Сядь, — сказал Прохор.
— Ты меня пугаешь. Убили кого? Тебя бросила Устя?
— Устя улетела в Норвегию на чемпионат.
— Ты с ней поссорился?
— Нет… почти…
— Почти? Снова обидел?
— Помолчи, — поморщился Прохор. — Ты мне просто не поверишь.
Саблин внимательно посмотрел на друга. Он действительно видел его таким растерянным впервые в жизни.
— Рассказывай.
— У меня был гость.
— Я его знаю?
Прохор криво улыбнулся.
— Как меня. Его зовут Прохор… Прохор Смирнов.
— Тёзка? — не понял Саблин.
— Это Прохор-11, почти что я сам. В своей числореальности он тоже математик, но работает в лаборатории метаматериалов, а не в студии технического дизайна.
— Что ещё за числореальность такая? Он тоже занимается числонавтикой, как и ты?
— Он занимается формологией, а теперь ещё и формонавтикой.
— Ничего не понимаю. Откуда ты его знаешь?
Прохор глубоко вздохнул, дёрнул себя за вихор, снова пошёл кругами по комнате.
— Он — это я, только из другого измерения, если хочешь. Теперь слушай и не перебивай.
Саблин сел.
Прохор какое-то время ходил по гостиной, дотрагиваясь рукой до мебели, потом начал рассказывать о визите гостя, которого назвал Прохором-одиннадцатым.
Рассказ длился полчаса.
Саблин слушал с непроницаемым лицом, не сделав ни одного жеста.
Прохор выдохся.
— Закончил? — подождал продолжения Саблин.
— Да. И я не псих!
— Верю. Но у меня появились вопросы. Насколько ты сам в теме?
— Если ты о формологии…
— О жизни твоего одиннадцатого.
— Ну, сколько он мне сообщил, столько и знаю.
— Давай начнём с математики. Объясни мне главное — суть происходящего. Какого дьявола понадобилось твоему «брату-близнецу» из соседнего измерения заявляться к тебе? Что ему нужно?
— За ним гонятся Охотники.
— Это я понял. Что за Охотники, почему гонятся?
— Хорошо, давай сначала, с математики. — Взгляд Прохора прояснился. — Суть происходящего в следующем. Все цифры и числа организуют превалитеты геометрических форм, а глобально — пространственно-временные континуумы. Эти континуумы образуют нечто вроде многослойной «матрёшки» пространств, что и есть Вселенная. Мы живём в Ф-превалитете под номером два, мой гость — в одиннадцатом превалитете, где командуют парадом изменённые по отношению к нашим физические законы. А законы эти формируются геометрией взаимодействий. Если в нашем числомире главная геометрическая форма — тетраэдр, то в одиннадцатом — конгломерат фигур — тетраэдр, куб, гептаэдр, связанные фигурой одиннадцатигранника. Плюс заключённые в цифрах сакральные свойства данной реальности — символические смыслы и действия. Уяснил?
— Нет.
— Хорошо, попроще. Версии реальности зависят от чисел и цифр, несущих алгоритм самопроизводства и развития жизни.
— Теперь понял. Но кто задаёт законы формы в каждом слое «матрёшки»?
— Отличный вопрос! Ты быстро ориентируешься.
— Учусь у тебя.
— Я не успел расспросить своего «брата-близнеца», кстати, там у него фамилия Смирнов… ах да, я уже говорил. Должен быть какой-то задатчик форм и констант.
— Программа.
— Базовые параметры задают цифры, а они не являются ни программами, ни реализаторами континуумов. Должен быть именно коммандер, задатчик развития. Если мой «брат» появится, я спрошу у него.