Бесконечные дни

Снег идет все гуще, а я пробираюсь обратно к лагерю. Обмениваюсь паролем и отзывом с часовым. Иду на ощупь по линии «Е» между палатками. Полковники, майоры и прочие шишки живут в большом офицерском шатре. Саван покрышки тускло светится. И впрямь, внутри горят настоящие лампы. Сидят силуэты офицеров, черными спинами ко входу. Снаружи, на свежевыпавшем снегу, немо стоят часовые. Я слышу, как офицеры тихо переговариваются. Не могу сказать, о семье ли, о войне ли. Ночь свалилась в полную темноту, и командование взяла на себя самая сердцевина, хоть глаз коли. Жалобный козодой кричит над палатками со спящими людьми. Короткая нота и длинная. Козодой будет вечно кричать над этими заснеженными лугами. А палатки – временны.

Мы переехали ближе к реке, где должны устроить себе зимние квартиры. Скуку и тоску этой поры ни за что не понять тому, кто сам ее не пережил. Уж лучше шрапнель и град ядер. Ну ладно, может, и не лучше, но уж ненамного хуже. Нас с Джоном Коулом немало веселит, когда солдаты устраивают блэкфейс для развлечения. Известно, что мы выступали в мюзик-холле, но здесь мы поем как двое мужчин – порой исполняем «Дядю Тома» или «Старый дом мой, мой Кентукки», и хватит. То, что парни в армии Союза развлекаются блэкфейсом, может, и странно. Кентукки в этой войне сидит на двух стульях, так что мы должны поступать очень осторожно. Однажды вечером Дэн Фицджеральд, не мысля ничего худого, одевается в платье, и, хоть лицо у него зачернено, он поет «Ирландскую девицу», и, Бог свидетель, наклонности многих мужчин при этом возбудились. Старлинг Карлтон заявил, что женился бы на ней. Это мы тоже пропустили мимо ушей. Что до всего остального, то ноги согреть нам негде, черт побери, и до нас не доходят даже обрывки новостей, так что, может, уже был конец света и ангел вострубил, а мы тут сидим и ничего не знаем. Вестовые начали к нам пробиваться только тогда, когда уже потеплело. Среди солдат гуляет лихорадка, и некоторые прямо-таки сходят с ума. Даже плохой виски у нас весь вышел, и, если обоз с провиантом к нам не пробьется, будем варить собственные сапоги. Жалованье тоже не шлют; начинаешь сомневаться, живой ты или Смерть тебя уже перевела в свой батальон и назначила зыбким призраком. Когда приходит весна, земля еще твердая, и все же мы начинаем копать длинные одиночные окопы для стрельбы из винтовки и реданы для пушек. Кажется, в этой части реки под разливом прячется брод. Когда он вскоре покажется из-под воды, нас, надо думать, поставят его сторожить. Старлинг Карлтон радуется вслух, что он теперь сержант и ему не нужно копать. Он удивляется, зачем вообще приехал на восток – уж таково славно жить в форте Ларами и убивать индейцев. Разве вы не хотите помочь чернокожим, сэр, говорит Дэн Фицджеральд. Чего это, переспрашивает Старлинг. Помочь чернокожим обрести свободу и сохранить целостность Союза, сэр. Чего это еще там про ниггеров, говорит Старлинг Карлтон, я пальцем не двину ни для каких ниггеров. Он явно очень удивлен. Ты что, не знаешь, за что дерешься, спрашивает Лайдж Маган. Клянусь Господом, похоже, что не знаешь. Еще как знаю, говорит Старлинг Карлтон, но по голосу слышно, что нет. Так зачем же ты воюешь, спрашивает Лайдж. Как зачем, затем, что меня майор попросил, отвечает Старлинг таким голосом, словно это самая очевидная вещь в Божьем мире. Можно подумать, ты воюешь по другой причине.

Возвращаются всякие, черт их дери, птички-бабочки, а также высшее командование, которое, как те бабочки, при первом намеке на снег куда-то попряталось. Не могут же эти расфуфыры сидеть в лагере, что твои кочаны. Полковник Нил попытался пробраться на запад до самых сильных снегов, но говорит, что дальше Миссури не пробился. Теперь он беспокоится о близнецах и миссис Нил. Оттуда рапортовали о каких-то стычках, но полковник надеется, что армия с этим справится. Из-за войны солдат на востоке стало меньше, и бреши отчасти закрывают ополченцами. Полковник Нил не любит гражданское ополчение. А уж конфедераты-ополченцы хуже всего – они только и знают, что прочесывать местность да стрелять в сидячие мишени. Он говорит, что как откроется брешь, так ее и заполняют всякие мусорные людишки. В лагерь просачиваются новости снаружи. Война ширится повсюду. Но в лагере распорядок идет как заведено. Трубят и рявкают приказы. Быки втягивают в лагерь большие обозные телеги с провиантом. К этому времени мы уже чуть не проглотили по пуле. За лагерем выросло небольшое кладбище – зимний улов. Отец Джованни не дурак выпить, но мертвецов обязательно провожает. Горнист застывшими губами примерз к мундштуку. Губы кровят – все в мелких ранках, которые не успевают зажить.