Бесконечные дни

Они заставили меня пройти пять тестов. Да-да, пять. Директор лично стояла у меня за правым плечом и смотрела, как я прохожу тестирование по-японскому. Она никак не могла поверить, что я говорю и пишу на каждом языке, предлагаемом программой Уикхэма. В этом людском мире повсюду, куда ни взгляни, — часы и часы. Смертные всю жизнь проживают под неумолчное тиканье. А вот вампиры проводят дни, даже недели без сна. Мы только кажемся живыми. Выглядим живыми, хотя по жилам нашим не струится кровь, сердце не бьется, органы размножения не дают о себе знать. Груди у нас не вздымаются и не опадают, и кровь не несет кислород по сосудам.

Будучи вампиром и стремясь спастись от боли и ужаса, я мечтала о том, чтоб вздохнуть. Почувствуй я воздух в глубине горла, я могла бы притвориться живой. Однако никогда, никогда я так его и не почувствовала. Лишь вечную глухую боль — постоянное напоминание, что я бесчувственная деревяшка, выключенная игрушка, что я не принадлежу более к миру живых. Вампиризм — древняя магия. Нет ничего… ничего, кроме разума.

Я не раз объехала весь земной шар, изучала множество языков, причем иные из них уже прекратили существовать. Хис, единственный в нашем братстве, сам выучился латыни и потом только на ней и объяснялся. Он был высок, златовлас и великолепно сложен. До того красив, что ни одна женщина ни разу не успела заподозрить ничего дурного, пока он нашептывал ей на ушко нежные фразы перед тем, как впиться в горло. Я покачала головой, но тут запах сладких духов вновь вызвал меня к настоящему. Мисс Уильямс вернулась к себе в кабинет. Я сидела на обитом коричневой кожей кресле перед столом секретарши.

— Ну и что нам с ней делать? — спросила директор Уильямс одну из своих коллег, чопорную пожилую даму с планшетом в руках. И добавила шепотом: — Ни в один из продвинутых классов не годится.

— Может, возьмете меня на работу? — предложила я, так, просто разговор поддержать. И надо же выполнить данное Роду обещание.

— Какие у вас еще сильные стороны, помимо иностранных языков? — спросила директор.

— А что если в библиотеке? — предложила чопорная коллега.

Они обсуждали мою судьбу так, точно меня тут вообще не было. На меня вдруг накатил приступ злости, да такой, что я сама в первый миг удивилась. Хотелось просто взять и убить их — но внутренний голос подсказывал: это не самая лучшая идея. В бытность вампиром я бы выпила из них всю кровь, убила бы просто для того, чтобы дать выход вечно душащему меня гневу. На миг я представила, как опираюсь руками на подлокотники кресла, медленно поднимаюсь и обеими руками зажимаю голову мисс Уильямс. Это так просто — я бы одним движением запрокинула ее голову назад и высосала кровь. Но сейчас я лишь кротко улыбнулась.

— Библиотека — отличное предложение, — согласилась мисс Уильямс и вытянула из ящика стола какой-то бланк.

Библиотека? Что ж, звучало вполне разумно. Я мысленно представила себе целые дни в окружении книг — и тут произошло маленькое чудо. Моя злость улеглась. Растаяла, растворилась при мысли о книгах, шелесте страниц, покое. Школьные дамы все еще о чем-то разговаривали, а я осознала: то, что я испытала только что, называется одновременными эмоциями. Как это так — испытывать радость, надежду и гнев в одно и то же время? Вот гнев и улетучился. Я подняла взор на чопорную администраторшу. Она протянула мне ручку. Нет, пожалуй, даже в вампирские дни я бы не стала высасывать из этих теток кровь — я терпеть не могла вкус крови людей старше тридцати лет.

31 октября, 1602. Англия, Хатерсейдж

В гостиной никого не было. Кожаный диван стоял перед камином, в котором потрескивало веселое пламя. По стенам были развешаны иконы с изображениями Христа — просто так, для забавы. По коридору эхом гуляли отзвуки голосов, обрывки смеха и неоконченных фраз. Я провела по спинке дивана длинным отточенным ногтем, таким острым, что за ним осталась тоненькая прореха. Пламя взревело. Камин достигал более пяти футов в вышину и четырех футов в длину, а каминная полка была целиком из черного оникса. Я прошлась вдоль нее. На дворе стоял 1602 год, закат правления королевы Елизаветы. Я щеголяла в платьях из тончайшего персидского шелка и корсетах, стягивавших грудь так туго, что я лишь поражалась, как это смертным удается в них дышать.

Покачивая бедрами, я развернулась и направилась обратно по длинному коридору. На стенах висели подсвечники в форме двух обращенных вверх ладоней, однако свечи на этих ладонях почти догорели, так что коридор тонул в полумраке. Капли воска падали матовыми шариками на пол. Шлейф моего платья при ходьбе разметал эти шарики соблазнительными зигзагами. Я направлялась к двери в дальнем конце коридора, но, немного не доходя до нее, оглянулась. Отсветы огня в огромном камине бросали во мглу коридора алые блики, высвечивая мой темный, мерцающий силуэт. Остановившись в дверях, я прислушалась к звукам музыки и смеха. Тогда я еще не знала, но та ночь, 31 октября, стала первой ночью самого первого нашего празднования Nuit Rouge.