Бесконечные соблазны Энигмы

Поверхность можно было рассмотреть с такой поразительной отчетливостью, будто до нее оставалась какая-нибудь сотня метров. Однако и лазерный высотомер, и радар не показывали ничего, кроме вакуума, а внешняя камера фиксировала только черную пустоту. Я почувствовал два почти одновременных толчка: Толли и Лия дружно отсоединились от «Эвридики». Мы достигли нижней точки, и «Эвридика» на мгновение застыла неподвижно. Не успев обдумать свои действия, я дернул рычаг и присоединился к ним.

Пиротехнические заряды обрезали полимерные стропы, притягивавшие мой транспортный корабль к «Эвридике». Катер, которому я так и не удосужился присвоить имя, начал отвесно падать, но еще до того, как я принял на себя управление, включились стабилизаторы. Моя машина ожила и помчалась на автопилоте прочь от «Эвридики» и ее невидимого, но смертоносного выхлопа. «Эвридика» завалилась на бок и ускорила полет. Вскоре она превратилась в забирающуюся все выше крохотную звездочку. Я остался совершенно один, подвешенный в ужасающей пустоте.

– Отделение состоялось, — сказал я в микрофон, но мои слова потонули в лишенной эха бездне.

Вдруг я обнаружил, что поверхность обладает рельефом: там зияли головокружительные пропасти и громоздились высоченные пики. Я встревожился, удастся ли мне благополучно достичь поверхности, которую отказывались признавать и мой высотомер, и радар, — поверхности, которая могла оказаться и невероятно далеко, и в опасной близости. Но тут последовали толчки, подсказавшие, что полет окончен.

Спустя минуту-другую я увидел над собой катер Толли и его синевато-желтый выхлоп. У меня упало сердце. Такой выхлоп — дурной симптом: у нормально работающего атомно-водородного двигателя выхлоп почти невидим. Катер Толли накренился, завис над плоским участком и благополучно опустился. Я перевел дух.

Если верить приборам, у планеты была атмосфера, хотя при спуске не наблюдалось даже подобия воздушного потока. Приборы показывали наличие в атмосфере кислорода, азота, аргона, двуокиси углерода — в правильных пропорциях, при оптимальном давлении; наличествовали даже пары воды. Казалось, это место создано специально для нас, только нас оно и дожидалось.

Я отключил систему жизнеобеспечения и открыл клапан, чтобы уравновесить давление в кабине с давлением снаружи. Свой защитный костюм предусмотрительно оставил застегнутым. Воздух из кабины не рванулся наружу; я ожидал, что вспыхнут красные индикаторы, свидетельствующие о вакууме за пределами корабля, но этого не произошло. Я покрутил головой и вздрогнул. От внезапного приступа страха свело живот. Набрал в легкие побольше воздуху и медленно выпустил его. Спокойно! Я уставился на приборную панель и уловил позади нее какое-то движение. Перегнувшись, заметил в джунглях проводов черные бусинки немигающих глаз.

Я вытянул палец. Во взгляде птицы читалось недоверие.

– Вылезай, Моряк. Полюбуемся вместе на достопримечательности Раз уж ты залетел в такую даль, нечего сидеть в тесноте.

– Девочки хотят веселиться, — пожаловался Моряк и неуверенно! перешел на мой палец в перчатке. Я опустил его на приборную панель! Ему не полагалось здесь находиться. Он свободно расхаживал по «Орфею», однако в спускаемом аппарате ему было делать нечего. Видимо, он пробрался сюда после ухода техников, пока мы получали последние инструкции.

– Ну, и попал ты в беду, приятель! — сказал я ему.

– Меня кличут «Бедой», — согласился он и занялся перышками у, себя на груди. Судя по всему, окружающий ландшафт не вызывал у него никакого интереса. — Мне бы пор-развлечься, бр-раток.

Я наблюдал одновременно за Моряком и за Толли, надувавшей жилой пузырь. Попугай преспокойно дышал местным воздухом и не собирался отбрасывать лапы. Дождавшись, пока надуется пузырь, я вышел. Притяжение оказалось в самый раз. Я не удосужился посмотреть на приборы, но был уверен, что если оно и отличается от земного, то на самую малость.

Через несколько минут появилась Лия. Я некоторое время колебался, прежде чем принять решение. Раз этим воздухом может дышать попугай, значит, он годится и для меня. Я выключил подогрев костюма и снял шлем. Воздух оказался прохладным и чистым.

– Ну и дурень! — сказала Толли вместо приветствия, когда я вошел в жилой пузырь. — Решил покончить жизнь самоубийством на наших глазах?

– Воздух годится для дыхания.

Она удивленно покосилась на датчик.

– Только что на них были другие показатели.

– При спуске приборы показывали стопроцентный вакуум, — заявила Лия, входя в пузырь. Выпрямившись, она сняла шлем и встряхнула волосами. — Потом все изменилось: атмосфера точь-в-точь, как на Земле на уровне моря. Вы смотрели вверх?

Я задрал голову и увидел сквозь прозрачную стенку пузыря безоблачную бледную голубизну.

– Пока мы спускались, у неба вообще не было цвета, — медленно проговорила Лия. — Поразительно: ни черное, ни даже серое, а совершенно бесцветное. А потом, когда мы отвлеклись, все изменилось.

– У тебя что-то не то с главной силовой установкой, — сказал я Толли. — Я видел твой выхлоп.