Бесконечный поцелуй тьмы

Кира сидела в кресле у камина и слушала треск пламени, раздававшийся так громко, как если бы рядом рубили деревья. Однако ей хотелось побыть у огня. Его тепло становилось нежным коконом, и сам он был мягче для глаз, чем свет люстры или настольной лампы. Теперь она могла видеть в полной темноте, но не хотела тушить весь свет, что стало бы лишним напоминанием об этом. И без того было сложно иметь дело с периодическим ознобом, упирающимися без предупреждения в губу клыками, шумом из леса и — о да! — ее жестокими помутнениями рассудка, когда у нее по лицу текла кровь, а внутри горело желание получить больше.

Ей оставалось только лишь верить словам Менчереса, что во время этих провалов в памяти она не причиняла никому вреда. Ну, его словам, а еще и холодильнику с быстро убывающими пакетиками крови. Менчерес сказал не беспокоиться, потому что Горгон вернется к рассвету. Это вызывало в Кире одновременно и отвращение, и облегчение. Ей не нужно было рассказывать, что сейчас она представляет угрозу для любого создания с бьющимся сердцем, но, хотя ее тело страстно желало этой красной жидкости с безграничной свирепостью, разум Киры по-прежнему не мог примириться с тем, что она пила кровь. Человеческую кровь. Она считала это формой каннибализма, хотя теперь она уже не человек.

Она откинулась назад, и совершенно неожиданно стул под ней рухнул. Еще более удивительным было то, что она не растянулась на деревянном полу, а стояла с по-прежнему накинутым на плечи шерстяным пледом и смотрела на сломанный стул. Она вскочила до того, как он упал? Боже, неужели она действительно так быстра теперь?

Покалывание на коже объявило, что Менчерес вошел в комнату. Он был почти беззвучен в своих движениях; лишь запах и слабый шорох одежды мог бы выдать его присутствие, если бы Кира не чувствовала его и без того. Ей даже не требовалось оборачиваться, чтобы узнать, на каком они расстоянии друг от друга. Чем сильнее возрастала эта вибрация на ее коже, тем ближе находился Менчерес.

Неужели все люди чувствуют, будто вокруг них расположено собственное электрическое силовое поле? Или это исключительно для вампиров? Кира не хотела спрашивать. Она не была уверена, что сможет принять более подробную информацию прямо сейчас.

— Я не знаю, что случилось, стул просто сломался, — сказала она. Слишком много времени ей дали на себя. Она не провела в одиночестве и десяти минут, прежде чем стул самоликвидировался.

— Оставь его. Я займусь им.

Даже голос его звучал иначе, чем прежде, до того, как она проснулась не умершей. Он был глубже, нюансы его акцента богаче. Казалось, он окутывает ее, словно густой, манящий туман.

— Я могу сама.

Кира подняла большой кусок стула, но древесина разлетелась в ее руке на куски. Она моргнула и попыталась еще раз, но произошло то же самое. Выглядело так, будто стул распадался, как только она прикасалась к нему.

— Что…? — начала она.

Менчерес подошел к ней, близко, но не касаясь. Всякий раз, когда у нее наблюдался продолжительный период осознанности происходящего, вот как сейчас, ей приходилось просить его не прикасаться к ней. Она знала, что это просьба отбрасывалась всякий раз, когда на нее находило кровавое неистовство, но она не могла винить его за это.

Конечно, с его запахом и покалыванием окутывающей его ауры, Менчерес мог с тем же эффектом касаться ее. Добавить его голос, и Кира чувствовала себя полностью поглощенной им, просто находясь рядом.

— Ты не привыкла к своей новой силе. — Он нагнулся и поднял кусок деревянного подлокотника. И тот не рассыпался в щепки, как это происходило у нее. Он протянул его Кире.

— Попробуй взять ее, но очень осторожно.

Она схватила деревяшку — и она развалилась в ее руке. Разочарованная, Кира обернулась, но ее остановило непонятное жжение в лодыжке. Она посмотрела вниз. Правая нога ушла сквозь деревянный пол.

— Ну что за черт? — воскликнула она, высвобождая ногу. Половые доски вылетели вместе с ней, оставляя за собой дыру.

— Как я уже говорил, ты не привыкла в своей силе, — заметил Менчерес. Ни нотки выговора не окрасило его тон, хотя она только что испортила ему стул и пол. — Это еще одна причина, по которой ты не можешь находиться рядом с людьми, пока не приспособишься к своим новым способностям.

Она даже не могла откинуться на стуле или топнуть ногой, не причинив при этом крупного ущерба? Добавить к этому ее ежечасные или около того отключки на фоне кровавого сумасшествия, и она превратилась в ходячую машину смерти!

Глаза начало жечь так, будто в них прыснули слезоточивым газом, а перед ее слишком острым взором все стало розоватым и расплывчатым. Сможет ли она когда-нибудь обнять сестру снова? Или же она раздавит Тину так же легко, как испортила этот стул, стоит только прикоснуться к ней?