Как раз наиболее рациональный текст должен быть иррационален, прерывен. Человек, думая о чём-то одном, начинает задумываться (заговариваться). И не думая о чём-то, этим «чем-то» влечётся всё сильнее и сильнее, прямо пропорционально длительности умолчания.
931
Примечание к с.52 «Бесконечного тупика»
Кем?
Князь Владимир, решив отказаться от язычества, встретился с христианами, мусульманами и иудеями. Согласно преданию, Владимир сказал тогда евреям:
«Как же вы других учите, когда сами отвержены Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас, то вы не были бы разбросаны по чужим землям. Разве вы и нам думаете такое же зло причинить?»
После принятия христианства Феодосий Печерский по ночам тайно ходил к киевским евреям, чтобы спорить с ними о Христе. Он укорял их, называл беззаконниками и отступниками и нарочно раздражал, ибо хотел, чтобы они его убили «за исповедание Христа» и таким образом сделали мучеником.
932
Примечание к №920
Что наиболее фальшиво в этой книге? Как раз описание моей реальной жизни. Удивительно – никакого вымысла и это пережито мною, а кажется (и по-моему справедливо) ложью, выдумкой графомана. Поставил бы на место Одинокова выдуманного «лирического героя» и сразу же с отвращением вычеркнул 90% сюжетных линий как нечто, находящееся вообще за пределами эстетики.
Моя борьба против литературы в самой литературной стране мира, в самом литературном обществе, смехотворна. Сам язык, сама литература и наказывает, превращает мою жизнь в графоманию, в чисто графоманский сюжет.
933
Примечание к №928
От русских, пожалуй, и можно уйти. Особенно если сам русский. Но от России, если ты русский, – никогда. Ничего не изменится. Но хоть не будет так мучительно и можно будет мечтать, что дело во внешней разорванности, то есть что удивительная нелюбовь ко мне есть лишь следствие внешнее.
934
Примечание к №902
«Шинель» идеальна, законченна. Здесь максимально возможный коэффициент филологической плотности. Каждое предложение – ниточка ДНК, готовая мгновенно обрасти ящерицей, оленем или невиданным морским чудищем. Это максимальная близость к творению Божию. Но секрет этой близости в том, что человек Гоголь взялся за СВОЁ дело, за творение дыры, максимально примитивной и бездарной. Сотворил бы он образ Героя, Творца, и получилось бы надуманно, вымученно (как и получилось даже с Чичиковым-человеком II части «Мёртвых душ»). Человека может создать Бог, человек же может сотворить ничто. Но сам акт творения будет максимально соответствовать акту божественному. Чем ничтожнее содержание объекта творения, тем грандиознее будет его форма. Вот в чём секрет совершенства (совершённости) гоголевской прозы. Уничтожив содержание, Гоголь-Гегель поднялся в акте творения до Бога. Платой за это явилась отрицательность, а не положительность качества, то есть зло.
935
Примечание к с.52 «Бесконечного тупика»
Бахтин сказал также, что для Достоевского
«правда о человеке в чужих устах, не обращённая к нему диалогически, то есть ЗАОЧНАЯ правда, становится унижающей и умертвляющей его ЛОЖЬЮ, если касается его „святая святых“, то есть „человека в человеке“».
Но интересно, что сама по себе мысль Бахтина чисто монологична. Включённости себя в текст нет. Что– то нерусское в Бахтине. Он извне Достоевского изучает. Между ними нет диалога. Точка зрения автора онтологизирована и не включена в контекст изучаемого мира. Это дискредитирует бахтинскую мысль, так как всё равно, сопоставляясь с изучаемым колоссом, она неизбежно замирает и опошляется, оборачивается одним из тех взглядов, которые Достоевский расшибал дубиной доводок не глядя.
Бахтин отрывает лапку пинцетом под микроскопом. Что, мол, брат Достоевский, больно тебе? Как-то ты теперь без ноги ковылять будешь? Это бездушное разъятие холодно. Ведь Достоевский о русской душе писал, следовательно, и о душе Бахтина. Бахтин анализировал психологию героя записок из подполья и психологию самого Достоевского, но герой записок это русский человек и, следовательно, сам Бахтин. А Бахтина-то в этом анализе Достоевского и нет. Пустота – и читать не надо. Чушь это. Это всё филология, «предисловие». Порочен сам метод «философского литературоведения». Можно читать, а можно и нет. А без Достоевского Бахтина читать нельзя.
Вообще не тот уровень анализа получается. На самом же деле ещё неясно, кто на кого смотрит сквозь микроскоп (938)
. Ну-ка, а если Бахтина на предметное стеклышко?..