Бескрылые птицы

— Ты единственный грамотный из всех солдат, кто служил под моим началом. — После паузы он продолжил: — И странная штука, толку от твоих знаний — чуть. Писать турецкие слова греческими буквами — все равно что выращивать новый фрукт, который никто не станет есть, потому что он наполовину лимон, а наполовину фига.

— И что ж мне делать, господин лейтенант? — спросил я.

— Первым делом уцелеть на войне. К тому же Мустафа Кемаль вроде бы считает, что нам следует писать латинскими буквами, как франки. Если он своего добьется, будешь переучиваться.

— Надеюсь, мы выиграем войну, иншалла, — сказал я, поскольку да же думать иначе было недопустимо. — И тогда я снова смогу писать.

— Нам повезло, — ответил лейтенант Орхан. — Немцы — доки в военном деле, мы у них учимся, а французы с англичанами глупят необъяснимо, и у нас куча времени на подготовку. Вполне возможно, мы их разобьем. Ведь резервом командует полковник Мустафа Кемаль.

— А мне что делать? — спросил я.

— Держи штык наточенным и наслаждайся всем, как в последний раз, а когда окапываешься, копай поглубже, на совесть копай.

Лейтенант Орхан был лучшим из трех наших офицеров. Перед атакой он всегда натачивал саблю, и она пела в ритме марша, а в бою шел впереди, и мы ждали момента, когда он вскинет клинок и выкрикнет «Аллах велик!», и тогда тоже вопили «Аллах велик!», бросаясь в атаку и чувствуя, как внутри вздымается дикая отвага. Лейтенант был нам вроде ангела-хранителя, и гибель его стала для нас ужасным горем. Кажется, это случилось во втором сражении за Критию. Франки отступили, и на рассвете я пополз на ничейную землю искать лейтенанта. Я видел, как Орхан упал, но надеялся, что он еще жив. Когда я его нашел, кровь на ранах почернела, он уже раздулся и был покрыт яйцами трупных мух. Я разжал ему пальцы, вынул саблю и принес ее в окопы. Немногие, кто уцелел в том бою, по очереди поцеловали клинок. Куда сабля девалась потом, не знаю.

Я часто думаю о лейтенанте Орхане. Теперь я постарел, и когда ранним полуднем задремываю на площади под платанами, мне грезится, что он и мои товарищи подходят один за другим, хлопают меня по плечу и приветственно целуют в щеку.

59. Каратавук в Галлиполи: Каратавук вспоминает (3)

Все понимали — франки вернутся с войсками и кораблями; было страшно, однако волею судьбы я оказался под командованием Мустафы Кемаля, так что нам с ребятами повезло.

Известно, как оно бывает. Кто-то особенный выделяется среди других. Как ходжа Абдулхамид и Рустэм-бей. Кому-то предназначено быть львом и орлом среди овец и воробьев, и такие люди не покоряются судьбе, а создают ее сами, будто лучше знают, что делать и куда идти миру.

Понятно, теперь Мустафа Кемаль — Президент, и нужно быть совсем олухом, чтобы о нем не знать, все его считают величайшим турком, и на тех, кто лично с ним общался, навеки лег отсвет его славы, а тогда он был просто офицером, и никто не думал, что он станет великим. Но мы все же понимали, что он — лучший командир, и солдаты с радостью служили под его началом, потому что верили в него. Серьезный офицер, не из таких, кому лишь бы покрасоваться в форме, он прекрасно знал здешние места по прежней службе. С биноклем разведывал позиции франков, ходил в атаку, как настоящий солдат, и рисковал быть убитым, но не получал ни царапины, словно заговоренный. Нас укрепляли рассказы о том, как под его командованием 38-й полк стал идеальным. Мустафа Кемаль умел разгадать и спутать планы неприятеля, большинство его наступлений прошли успешно, но вот оглядываюсь назад, и, надо признать, появляются сомнения. Я уже говорил, что все атаки велись в лоб, и порой Мустафа Кемаль клал тысячи солдат в день. Он нас воодушевлял, и мы все равно готовы были умереть, но меня поражает его расточительность. Солдат — своего рода боезапас, а нас всегда учили беречь патроны. По прошествии лет мне кажется, что вообще не было нужды во всех этих атаках и контратаках. Стоило только дождаться, чтобы франки сами себя истребили, поскольку все потери с обеих сторон случались при наступлениях, а не в обороне.

Малочисленных войск не хватало, чтобы закрыть все возможные плацдармы неприятеля на огромном полуострове, и потому решили создать мобильный резерв, каким стала моя 19-я дивизия. Мы расположились возле поселка Бигалы — отличное место для резерва, поскольку отсюда можно было выдвинуться на поддержку 7-й и 9-й дивизий. Мустафа Кемаль разместился в тихом доме с балконом и балюстрадами (но почему-то без окон на задней стене), тяжелой черепичной крышей, двориком и садом, где росли розы и мята. Глядя на этот мирный дом, мы приободрялись — там Мустафа Кемаль и майор Иззеттин составляют планы.