Бескрылые птицы

Майдос был славным приморским городком с ухабистыми, мощенными булыжником улицами, где на крылечках спали собаки с ласковыми глазами. Там росли фиги и виноград, по вечерам громко чирикали воробьи. Мекали дуры-козы, мычали скорбные коровы, перекукарекивали друг друга петушки. На оживленной улице располагались греки-ювелиры. Старик торговал рыбой, нанизанной за жабры на веревку. Помнится, нас почти сразу отправили в Дивринскую долину, и я написал большое ответное письмо матери, где рассказывал о тамошних красивых местах, после ее письма ставших еще прелестнее. Кажется, я написал, что по возвращении домой хочу жениться. Интересно, что стало с тем письмом? Не могу представить, чтобы мать его выбросила. Потом мне больше не разрешали писать, да и все равно уже подходили огромные корабли франков, скоро предстоял бой.

Меня сразу отрядили в помощь полевой артиллерии. Большие корабли были на подходе, франки хотели пробраться через минные заграждения и взять Стамбул, но корабли не могли пройти, пока не сделают проходы, а тральщики не могли приблизиться, пока не подавят наши пушки, но корабли не могли их подавить, пока не сделаны проходы. В трудную ситуацию попали франки.

Я в жизни не видел ничего подобного тем кораблям. Их было, наверное, штук шестнадцать. На словах не объяснить, какие они были огромные. Как острова. Они заливали небеса черным дымом, и в голове не укладывалось, что их чудовищные пушки созданы человеческими руками. Когда корабли заполнили море, наши сердца екнули, мол, дело гиблое, но офицеры держались уверенно, не давали нам продыху, и от них мы черпали надежду.

Знаете, что самое удивительное в солдатской службе? Тебе постоянно приказывают совершить самоубийство, и ты подчиняешься. Удачно, что многие из нас хотели попасть в рай. Почти все атаки велись в лоб на хорошо укрепленные позиции. Так воевали и франки, и наши. Видя перед своими траншеями горы неприятельских трупов, мы начинали их жалеть. Интересно, а они нас жалели, когда видели груды мертвецов перед своими окопами? Иногда убитые вперемешку с ранеными лежали в три слоя.

Еще до моего прибытия линкоры франков смели форты в Седдюльба-хире и Кумкале, а потом высадили десант, чтобы захватить и окончательно их уничтожить. Наши войска отошли, но потом вернулись и выбили франков. Вот так мы и воевали. Отходили, а потом всегда возвращались. У одного солдата по имени Мехмет заело винтовку, и он кидался в неприятельского моряка камнями. Мустафа Кемаль ставил его в пример, этот случай стал известен по всей Турции, и потому, наверное, солдат прозвали «мехметчиками». Конечно, слыша это имя, я всегда вспоминаю старого друга и думаю, где он, жив ли.

У нас еще оставались тяжелые орудия в Чанаккале, по ту сторону пролива, и в фортах Килитбахира. Франки уничтожили форты с пушками, но не могли справиться с нашими полевыми орудиями и мобильными гаубицами. Имелись у нас и торпедные аппараты. Я был рядом с Килитбахиром, это неподалеку от Майдоса, но, к счастью, не в самом форте, потому что корабли выпустили по нему сотни снарядов. Представьте, как в земле раззявливаются огромные дыры, над головой летят осколки камней и комья глины, но нет врага, чтобы в него вцепиться. Вообразите грохот, как при конце света: раскат грома, треск молнии, свист, вой, удар и странные промежутки абсолютной тишины. Представьте стоны и бульканье раненых, самые разные вопли, от тихих и мелодичных до пронзительных, врезающихся в мозг. Вообразите, что вы измазаны и взмокли, грязь коростой запекается на теле, сплошь порезы, и на грязной корке проступают темные пятна крови. Почувствуйте, как жажда дерет распухшее горло, ты будто наглотался сухих листьев и не можешь вздохнуть. Потом корабли франков обстреливали нас шрапнелью, но ее разрывы не причиняли вреда, потому что мы прикрыли траншеи. Используй франки бризантные снаряды, нам бы конец, но их, видно, не осталось. И у нас, бывало, кончались снаряды. Любопытно, что от их бризантных снарядов ты весь желтел и походил на канарейку.