Бескрылые птицы

Так оно и было: эти солдаты оказались никакие не мусульмане, они назывались «сикхи». А перед тем мы долгое время считали мусульманами гурхов, посылали им записки, приветы и приглашения, но, оказалось, они совершенно другой веры и именно мусульман ненавидят больше всех на свете.

Иногда наши офицеры, знавшие по-английски или по-французски, выкрикивали франкам команды, и хитрость часто срабатывала, а самые храбрые пробирались в ночной темени к ним на позиции, требовали командира, убивали его и смывались обратно.

А вот еще любопытно насчет франков: попав в плен, они были уверены, что мы их кастрируем.

64. Мустафа Кемаль (14)

Почти на всех фронтах война ведется по трафарету Галлипольской кампании. Любой атакующий несет внушительные потери. Ни ночные атаки Кемаля, ни наступления с подавляющим перевесом в живой силе, опробованные другими военачальниками, успеха не приносят.

Кемаля производят в полковники, он получает боевые медали от Султана. Кайзер Вильгельм награждает его Железным Крестом, а болгарский царь Фердинанд жалует титул Кавалера ордена святого Александра. У Мустафы опять размолвка с Энвер-пашой, который противится наступательным планам, предсказывая неудачу. Наступление захлебывается, Мустафа подает в отставку и винит вмешательство Энвера, но после отбытия последнего в Стамбул Лиман фон Сандерс уговаривает Кемаля остаться. Энвер предлагает Кемалю пост командующего в Триполитании — на существенно менее значимом театре военных действий, Мустафа обещает подумать, но все остается, как было.

Кемаль все так же вздорен. Он шлет пламенные письма, требуя укреплений позиций и оспаривая командную структуру своего сектора. Ему неведома хитрая и тактичная дипломатия, портить отношения с влиятельными людьми — его призвание.

Заявляется командир корпуса, Кемаль объясняет ему, как неприятель начнет окружение из бухты Сувла. Эссад-паша видит, насколько сложна местность, и отвечает:

— Не волнуйтесь, бейэфенди, им это не удастся.

Разумеется — и, вероятно, ко всеобщей досаде — Мустафа Кемаль вновь оказывается прав, и в середине лета вражеское наступление происходит точно, как он предсказывал. Империю спасает лишь безобразная организация новой высадки и атаки.

Кемаль тоскует по милому обществу любезной Коринн и регулярно с ней переписывается. Он просит совета, какие романы стоит прочесть, и объясняет, почему турецкие солдаты так хорошо сражаются: они полагают, что уцелевшие станут гхази[75], а погибшие отправятся в рай, где вечно пребудут в объятьях несчетного множества гурий. Сам Кемаль в это не верит, но всегда готов использовать наивную духовную силу солдат. Он либо циничен, либо подобен платоновскому королю-философу, который соглашается на благородную ложь во имя торжества добра.

65. Каратавук в Галлиполи: Каратавук вспоминает (5)

Расскажу об одном приключении с Фикретом. Шел бой за высоту, а потом объявили прекращение огня, чтобы собрать убитых. Передышка закончилась, но бой еще не возобновился.

И тут вдруг на ничейной земле кто-то жутко орет. Я не понимаю по-английски и не знаю, что человек кричал, но и так было ясно — он ранен и сильно мучается. Солнце раскалялось, а жажда и пекло неизбежно усиливают страдания от ран, куда часто забираются муравьи. Вообще франки постоянно мучились жаждой; случись взять пленного или спасти раненого, они умоляли дать воды, еле шевеля почерневшим распухшим языком. «Су»[76] — первое турецкое слово, которое они выучивали. Помню, одним летним днем лейтенант Орхан наблюдал в бинокль за неприятелем и походя бросил:

— Сейчас видел, как франки пьют свою мочу.

В тылу франков было мало колодцев, у нас же — полно; воду подвозили на мулах, и водоносы нам ее доставляли. Одно время водоносом служил полоумный старик по имени Ирфан; каждое утро дед развешивал на кусте свою постирушку, но франки по сумасшедшему старику ни разу не стрельнули.

Франк все кричал и кричал, так жалобно, что мы затыкали уши. Обычно раненый отключался или уже не мог кричать, и мы не вмешивались: высунешься из траншеи — самого прихлопнут. Просто слушали крики умирающего и гадали, не ждет ли и нас такая судьба, станет ли возмещением награда за мученичество. Открою вам секрет: ни один солдат до конца не верит, что его убьют. Человеку невозможно вообразить себя мертвым, потому что он жив и существует в тот момент, когда себе это представляет. Непостижимость смерти и позволяет солдату воевать. Он видит, как гибнут товарищи, но себя считает неуязвимым, и этот фатальный пробел в природе делает его хорошим бойцом. Даже тот, кто намеренно решил умереть и стать мучеником, не верит в свою смерть окончательно.

Упершись лбом в бруствер, Фикрет матерился при каждом вскрике франка. Вопли врезались в сердце и переворачивали душу, хотелось как-то их прекратить — хоть выйти и пристрелить солдата, — но никто не шевельнулся.

Фикрет покопался в своем вещмешке и достал какое-то белое исподнее. Затем примкнул штык, наткнул подштанники и замахал винтовкой над траншеей.