Бескрылые птицы

Немцы ужесточают контроль над ключевыми постами, и скандалы в высшем командовании возобновляются так же предсказуемо, как окопная война. Мустафу Кемаля по-прежнему мучают жестокие приступы малярии, а командующий союзническими силами сэр Ян Гамильтон по совпадению все так же валяется в изматывающих приступах дизентерии. Кемаль становится крайне раздражителен, вновь терпит оскорбление от Энвер-паши, когда тот не посещает его в официальной поездке. Мустафа снова подает в отставку и отвергает все увещевания изменить свое решение. Вполне вероятно, он действительно намерен отправиться на новый фронт, открывшийся после беспринципного вступления Болгарии в войну на стороне Германии. Однако надежды Кемаля попасть в Македонию рушатся после назначения его командующим в Месопотамию, где во время беспорядочной кампании, не имевшей, как выясняется, точной цели, англичане заняли Кут. Вместе с ними на сражение марширует Ибрагим-козопас, истощенный телом и духом, полный лишь одним желанием — вернуться домой и наконец жениться на Филотее.

С Македонией не получается, а командование в Месопотамии принимает немецкий генерал. Кемаль остается на Галлипольском полуострове и возобновляет личную войну с любыми начальниками. Он отказывается допускать немецких офицеров в свой сектор, выпроваживает нового командира 11-й дивизии, и фон Сандерс соглашается больше никого не присылать. Оттоманский офицер отказывается выполнять приказы немецкого командира, а Кемаль отказывается выдать ослушника. Совершенно сбитый с толку Лиман фон Сандерс отсылает Кемаля в Стамбул по «медицинским показаниям», и тот просто счастлив уехать. Он действительно очень болен, крайне измотан и устал от того, что его мнением пренебрегают. Знакомых тревожит опустошенный вид Мустафы. Кемаль живет с матерью и сестрой, навеки изгнанными из уютного розового дома в Салониках, и вновь ищет обворожительного общества прелестной Коринн. Через десять дней после его отъезда союзнические войска оставляют Галлиполи, и Мустафа заявляет — он всегда знал, что это произойдет.

Вполне возможно, без Мустафы Кемаля оттоманы проиграли бы галлипольскую кампанию, что избавило бы весь мир от больших бед. Не было бы революции в России и холодной войны, а Великая война закончилась бы годом раньше. Но Мустафа Кемаль не расположен кого бы то ни было избавлять от бед и в Стамбуле продолжает безжалостно изводить власти.

69. Каратавук в Галлиполи: конец кампании (8)

Кажется, я уже говорил, иногда позиции подходили друг к другу так близко, что ничего не стоило сделать подкоп к противнику. Бывало, минеры столкнутся и мутузят друг друга в темноте, как крысы. Порой дно траншеи провалится в подкоп, а то на саперов грохнется мертвец из тех, кого закапывали в траншеях. Случалось, саперы угадают в стенку окопа, и тогда затихнешь, прислушиваясь к скрежету лопаток, кирок и голосам, а едва появится дырка, скажешь «Хайди, Джонни!» и бросишь в нее гранату. При удачном подкопе мина взрывалась под траншеей, все к черту разносила, вызывала сильный шок и убивала кучу народа. И мы, и франки тратили массу времени на улучшение ходов сообщений, и любая атака становилась все безнадежнее; подкопы создавали новую позицию передовой, и на некоторых участках наши траншеи находились друг от друга в нескольких шагах. Такие, как я, занимались снайперской охотой. Франкские снайперы, желая себя обезопасить, придумали особую деревянную рамку с перископом. Вот я и бил по их перископам, а такое не наскучит. На деревья я уже не лазал, потому как франки регулярно прочесывали их пулеметами. Потом добавили развлечений утки, улетавшие на юг, мы с франками набили их влет до черта, в кои-то веки обеспечив себя свежим мясом. Правда, оно жестковатое, а у нас к тому времени сгнили зубы, кровоточили десны, и все поголовно мучились зубной болью — это ужас, почти как дизентерия, ни о чем думать не можешь. На другой год, когда кампания закончилась, я заметил, что утки об эту пору здесь больше не летали.