Бескрылые птицы

Потом мы поплыли на Халки, это неподалеку. Остров мне понравился, только там почти ничего не было, кроме единственной деревеньки Нимборио. В ней тоже стояли итальянцы, отнеслись к нам неплохо. Вот и все, что помню. Домишки там симпатичные.

Дальше мы поплыли на Тилос, итальянцев там почти не было, жили одни крестьяне. В Ливадии рыбак, понимавший нас, помог подлатать лодку. Мы пехом дошли до монастыря святого Пантелея, чтоб поклониться мощам и испросить подмоги в пути. Мы так делали на каждом острове, но иногда монахи были злые и ругали нас «грязными турками». По-моему, это негоже для монахов.

Затем поплыли на Астипалею. Добирались долго, нас чуть не опрокинуло волной от огромного военного корабля, который прошел себе рядышком, а может, и вообще нас не заметил. На Астипалее красиво смотрелся город на холме, весь белый, аж сиял, а вдалеке крутились ветряные мельницы. Мы сходили помолиться в монастырь Богородицы Путеводительницы. На острове мы и перезимовали, потому что погода стала ненастной; Герасим вытащил на берег лодку и ловил рыбу на поддев. Одна вдова сжалилась над нами, и мы спали не в лодке, а у нее под столом. Из прибитой к берегу деревяшки Герасим вырезал орла и на прощанье подарил вдове в знак нашей признательности. На острове тоже стояли итальянцы.

Весной мы собрались на Аморгос, про который кто-то написал знаменитую поэму[122], но чего-то не заладилось с ветром или течением, или еще с чем, и тогда мы отправились на Анафи. Зря, конечно, но все равно. Нам главное было ехать, а то бог его знает, чем бы все закончилось. Там мы помолились в монастыре Богородицы Скоропомощницы. Странно, но итальянцев на острове не было. Затем мы поплыли на Санторин, он совсем рядом. Я уже становилась отличным моряком, а Мандрас все переносил лучше, чем я думала.

На Санторине посреди гавани торчал вулкан, и оставаться там было бы безумием. Наверное, потому и итальянцы там не стояли, а у местных греков уж точно не было мозгов. Мы помолились святой Ирине и отбыли, едва подул попутный ветер. Ненароком промахнули Фирасию и причалили на Сикиносе, там гавань устроена по уму, ее ветер с суши не баламутил. Мы помолились Панагии Источнику Животворному и, как распогодилось, двинули дальше к Фолегандросу. Да, кажется, на Фолегандрос. Так все ясно помнилось, а теперь память стала подводить. Ну конечно, Фолегандрос! Я еще там прихворнула, Герасим помогал кому-то строить дом, а Мандраса оцарапала кошка.

Затем приехали на Милос, а потом было самое муторное плавание, потому как мы собирались на Малею, но сбились с курса и, к счастью, оказались на Китире, которая так мне понравилась, что я захотела там остаться. Говорят, там родилась Афродита, чего бы киприоты ни болтали. Хотя Китира Герасиму тоже глянулась, он был настроен попасть на Кефалонию, из-за родичей. На Китире был небольшой порт и огромный за́мок на вершине холма, мы еще поражались, потому что святой Иоанн начинал писать евангелие в пещере утеса, вот до чего святое это место. Там еще была икона Черной Богородицы, мы ходили на нее поглядеть. Идти далёко, а место чудесное. Монастырь угнездился в олеандровой долине.

А потом только и оставалось, что плыть вдоль берега да иногда останавливаться, чтобы спросить дорогу и взять на лодку воды и продуктов. Когда нуждались в деньгах, Герасим всегда подрабатывал, да и я тоже. К тому времени даже маленький Мандрас нахватался греческих слов, а я умела назвать большинство нужных вещей. Последней остановкой стал Зант, красивый, как Китира, я бы там и осталась, если б только Герасим согласился. Местные пели кантады[123], я в жизни таких красивых песен не слыхала. Старики, отужинав, распевали за столом, люди играли на аккордеонах, гитарах и мандолинах. На Занте, впервые услышав кантады, я по-настоящему поняла, что в человеческой душе все же есть нечто красивое и радостное. Когда в войну здесь появился Антонио со своей мандолиной, это прям напомнило мне о счастливых деньках на Занте. Мы сходили поклониться мощам святого Диониса и обещали, если доберемся до Кефалонии, назвать второго сына Дионисом. Жители Занта остерегали насчет кефалонийцев: мол, считают себя умниками, а на делето ненормальные.

Ну вот, как видите, мы добрались-таки до места и первым делом, привязав лодку на аргостолийской пристани, прямиком отправились почтить святого Герасима, который опекает сумасшедших и наверняка приглядывал за нами. Путь неблизкий, а дороги в то время были еще хуже нынешних. Надо было перейти через Английский мост, а дальше пробираться по холмам. Муж шибко растрогался, увидев тело святого, в честь которого нарекли деда и его самого, а монашки позволили ему поцеловать расшитую туфлю праведника. «Вот мы и дома», — сказал Герасим, и мы, выйдя из церкви, обнялись, хотя вокруг стояли люди и монахини.