Бескрылые птицы

Как-то раз, еще в начале оккупации, сержант крестился перед иконой, когда нежданно-негаданно его атаковало со спины нечто, сначала показавшееся огромной разъяренной летучей мышью. Прикрывая руками голову, Олива сообразил, что атакован весьма сердитым православным священником, который колошматит его по башке библией и на непонятном языке сыплет бранью, несомненно, крепкой и живописной. У взбешенного Христофора сверкали глаза, тряслась борода, на каждом ругательстве летели брызги слюны.

Защищая голову, сержант Олива проворно выскочил из церкви, преследуемый отцом Христофором, который все так же яростно и громогласно его поносил. С тех пор никто из итальянцев ни в одной церкви не появлялся.

Вскоре в городе пошла молва о впечатляющей погоне по проулкам и последующих визитах отца Христофора в дома христиан.

Поначалу у хозяев отлегло от сердца: подношений священник не требовал, но зато, как выяснилось, уготовил набор строгих предписаний. Первым портом захода стал дом Харитоса и Поликсены. Дав руку для поцелуя, священник сказал:

— Я пришел вас известить: чтоб никаких дел с итальянцами.

— Никаких, патир? — переспросил Харитос.

— Вообще никаких. Если кто из них коснется вас — немедленно омойтесь. Заговорит кто с вами — не отзывайтесь. Бойтесь любой порчи.

— Но позвольте спросить, отец, почему?

Христофор глубоко вздохнул, затрудняясь выразить переполнявшие его ненависть и омерзение.

— Они лазутчики дьявола, — наконец произнес он.

— Разве они не христиане, отец? — спросила Поликсена. — Я видела, они крестятся.

— Это дьявольские христиане. Даже крестятся неправильно. Избегайте их всеми силами.

— Разве у дьявола есть христиане? — с искренним недоумением спросил Харитос.

— Дьявол надевает личину христианина, когда ему удобно, — авторитетно заявил Христофор. — Эти люди — раскольники и еретики.

— Да? — Харитос переглянулся с женой — они таких слов не знали. Христофор заметил их растерянность и пояснил:

— Они откололись от истинной Церкви. Это тягчайшее преступление против Господа.

— Хуже убийства? — уточнил Харитос, струхнув при мысли о тягчайшем преступлении против Бога.

— Хуже, — заверил Христофор. — Это как убийство веры.

— Что они сделали, отец? — спросила Поликсена.

Священник встал во весь рост и зловеще выдохнул:

— Они вставили «и от Сына» в Никейский Символ Веры [96]. — Глаза Христофора вновь полыхнули презрением и отвращением. — А на причастии дают опреснок!

Супруги затруднялись оценить всю гнусность этих преступлений, и Харитос неуверенно спросил:

— Это очень серьезно, отец?

— Серьезней некуда. Вот отчего мы непримиримы. За это они будут гореть, когда Господь ниспошлет огнь на реки в Конце Света. Вот почему вы должны исполнить мой наказ: держитесь от них подальше, чтобы самим не сгореть в День Гнева. У этих римских католиков сидит поддельный патриарх в Риме, он не кто иной, как Антихрист.

Слово «антихрист» ничего не говорило Поликсене и ее мужу, однако произвело сильное впечатление — оно звенело в голове поистине сатанинским эхом.

Подобным образом отец Христофор предостерег обитателей всех христианских домов и даже прерывал службы, чтобы еще раз упредить паству. Каждую пятницу он отправлялся на площадь и предавал анафеме любого итальянца, пришедшего сыграть в нарды с жандармами. Со временем священник отточил надежную тираду, хотя его библейский греческий был весьма приблизителен. Игроки вскидывали брови, вздыхали и качали головами, а Христофор гудел, обрушивая пророчества и хулу: