Бескрылые птицы

Лейла с Филотеей гляделись в зеркало добрых полчаса. Знаешь, мне кажется, что и тогда, и много раз потом, делая это вместе, они набирались друг от друга силы. Ну как это объяснить? Словно два красивых человека смотрятся в зеркало, сотворяют чудо и делаются красивы, как четыре человека, а не два. Такая вот ангельская арифметика. Одно знаю: с тех пор красота Филотеи стала безудержной, и начались сложности. Может, расскажу как-нибудь в другой раз.

Ну вот, в конце они разом вздохнули и потрясли головами, точно возвращаясь на этот свет. Не знаю как, пальцем не покажешь, но обе стали еще красивее. Я не сочиняю, это правда, сама видела, и не только тогда, но и много раз потом. Может, и тебе стоит попробовать, хотя ты и без того такая милашка, что ой гляди.

Пробовала ли я? Лейла-ханым позвала меня к зеркалу, но я застеснялась и замотала головой. Потом пошла к пруду с затонувшей церковью, где Мохаммед ловит пиявок, и встала на колени над водой. Дома у нас зеркала, слава богу, не имелось, мы были бедные, да я и не хотела, чтобы кто-нибудь меня видел. Герасима поблизости не было, иначе бы я не стала пробовать.

Ну, я разок взглянула на уродливое лунообразное лицо, смотревшее на меня из воды, и мигом поняла, что затея безнадежная.

39. Искушение Рустэм-бея

Рустэм-бей оказался в возмутительном положении. Из-за обещания, вырванного Карделен, и навязанных совершенно неразумных условий ему вскоре стало казаться, что его надули. Он потратил уйму времени, расстался с кучей денег, был щедр и терпелив, но до сих пор не насладился объятьями своей любовницы. Он словно приглядывал за крайне дорогостоящей сестрой. И только смутное ощущение, что все идет как надо, сдерживало еще большее раздражение. Не в характере Рустэма было навязываться кому-либо против воли (такое решение разрубило бы гордиев узел, но обеспечило бы ему навеки обиженную женщину), и он понимал, что остается либо ждать, либо отказаться от задуманного. Рустэм сознавал, что Лейла — не жена, чей удел смиренно сожительствовать, он проникся к ней нежностью, и потому, невзирая на частенько приходившую мысль отправить ее обратно в Стамбул, каждую ночь лежал без сна с разгоряченными чреслами и воображением, слушал дроздов и внушал себе стойкость. Во всяком случае, ее присутствие в доме определенно радовало, и Рустэм часто напоминал себе, что стал счастливее, чем прежде, хотя весьма сильно поиздержался. В отличие от Тамары, у Лейлы имелся бесконечный список дорогостоящих потребностей, о которых ему и слышать не доводилось. Она создала небольшой торговый бум, затронувший всех, от аптекаря Левона до Али-снегоноса и гончара Искандера. Тамара часто имела вид забитого испуганного кролика, а Лейла своим смехом, хорошим аппетитом и музицированием принесла в дом радость. Рустэм полюбил даже своенравную Памук, которая, к счастью, не проявила ни малейшего интереса к ручной куропатке.

Лейла внимательно наблюдала за Рустэм-беем, понимая, что не сможет держать его в ожидании слишком долго. Впрочем, поддразнивание доставляло ей своеобразное удовольствие, и она чувствовала себя вправе так поступать, хотя и не смогла бы объяснить почему. У нее было остро развито чутье на удачный момент, и она сама сгорала от нетерпения. Она ляжет с ним, но ей хотелось, чтобы это произошло естественно и от души. С нее довольно борьбы и отговорок в прошлом, о котором Рустэм-бей никогда не должен узнать.

Однажды ночью в середине лета, когда народ уже готовится перегонять скотину на горные пастбища, Лейле не спалось. Мешало обычно усыплявшее тиканье часов, да и песенные баталии соловьев, рвавшие воздух в клочья, не приносили успокоения. Вся в поту и сладострастном волнении, она очнулась от дремы; ей привиделось, как они с Рустэм-беем любят друг друга среди мусульманских могил в сосновом бору. Лейла выбралась из кровати и, подойдя к окну, распахнула ставни, хотя считалось, что летом ночной воздух несет малярию. Она оперлась о подоконник и взглянула на город, резко поделенный сверхъестественно серебристым светом и чернейшей тенью. Тускло светила желтая лампа в доме Леонида-учителя, допоздна скрипевшего пером. Дурным голосом заорала кошка, ей ответила пара брехливых собак. Лейле еще никогда не было так хорошо и покойно, до холодка в животе. Она подумала, что сталось с Карделен и девушками после ее отъезда, спросила себя, скучает ли по ним, и решила, что совсем не скучает. Они были из другой жизни. «Сейчас я здесь, мой дом в этом странном, затерянном местечке», — думала Лейла. Она заправила за уши волосы и, удивляясь себе, покачала головой. Десять раз обманщица, но, похоже, судьба ей улыбнулась.

Лейла тихо вышла из комнаты и, придерживаясь за стену, направилась к спальне своего господина. Она чуть замешкалась на пороге, вглядываясь в полумрак, и подошла к оттоманке с холмом спящего тела.