Бесноватый Цесаревич 4

И вот сейчас в атмосфере Успенского собора витает запах страха. Понятно, что реально пахнет ладаном, благовониями и духами присутствующих дворян. Но я-то видел глаза и с трудом удерживаемые маски большей части гостей. Ни грамма не наслаждаюсь ситуацией. Прекрасно понимаю, что не простят и постараются отомстит. Но кто сказал, что я не буду работать на опережение. Давление на дворянскую вольницу будет и на законодательном уровне. Подоходный налог, ограничение на покупку имущества и жизни за границей. А ещё скоро ребята Шульца датут отчёт об аудите Государственного Заёмного банка, бывшего Дворянского. Там творилась такая дичь, что мой финансовый гений попросил год на то, чтобы просто вникнуть в дела. И дело было не только в невозвращаемых займах. Дворяне мутили какую-то странную схему с купцами, иностранными банками и много всего. А главное — это катастрофическая инфляция и падение курса ассигнаций, которые собственно банк и выпускал. Важно, чтобы информация по производим действиям сохранилась в тайне. Если всплывёт, то точно убьют или в стране разгорится Гражданская война. В долгах находится весомая часть не только аристократии, но и служилого дворянства. А они привыкли не платить по счетам. И если последние спокойно могут воспринять потерю имений с более-менее адекватной компенсацией или преобразованием их в артели с кооперативами, то первые никогда.

Архиепископ Амвросий тем временем закончил все таинства и благословил торжественный выход новой императорской четы. Александр и Лиза в багряных мантиях выглядели величественно и красиво. Рявкнули пушки, простой народ радостно приветствовал нового самодержца. В общем, нормальное такое шоу со скидкой на время. Приём был запланирован вечером в Петровском, куда и направился кортеж. Мне же предстояло окунуться в весьма неприятные дела. Я и так уже забыл, когда нормально высыпался. Хотя вру — в дороге хорошенько отдохнул.

На заседание Трибунала, который проходил в Царицыно, набилось просто неимоверное количество народа. Даже на приёме в честь коронации три дня назад такого ажиотажа близко не было. Но в Петровском зал меньше, да и пригласительные получили далеко не все. Здесь же я решил устроить показательный суд, дабы честной люд окончательно проникся тем, что времена вольницы закончились. В огромном зале, где проводятся турниры по петанку, увеличили количество трибун. У боковой стены на высоком постаменте сидит правящая чета, справа от них располагается стол, за которым заседает Трибунал. Два дня шёл опрос свидетелей из крестьян, фиксировались показания представителей местных властей и дворянских собраний.

Сижу абсолютно спокойный и даже в некотором роде наслаждаюсь обстановкой. Приговоры я уже заранее утвердил у Александра. Плюс была проведена весьма тяжёлая работа со свидетелями. Ну, боялись до жути крестьяне говорить правду. И это с учётом того, что среди них были реально пострадавшие. Кое какая работа была проведена с чиновниками — неизвестные гости русским языком объяснили убогим, что лучше покаяться сейчас, чем поехать с семьёй осваивать Сибирь завтра.

Начиналось всё более празднично и обнадёживающее для дворян. Александр провозгласил амнистию для части масонов и их семей. Народ ликовал и не обратил внимание на какие-то странные допросы всякого быдла в лице искалеченных мужиков с изнасилованными девочками. На второй день публика начала понимать, что некий цесаревич, которого уже прозвали Константин Кровавый, опять задумал подлянку. При этом в перерывах публика могла развлечься и отдохнуть в многочисленных залах. Заодно высокородным зрителям был предложен отличный стол и напитки. Для многих это действительно был вариант какого-то приёма вперемежку с театральным действием. Люди поумнее подозревали, что сегодня происходит эпохальное событие. И судя по их кислым лицам, они понимали, что ничем хорошим всё это не закончится.

— По какому праву вы вообще устроили сие судилище? — Каменский прямо полыхал искренним презрением, — Я генерал-фельдмаршал, граф и дворянин. Это моё неотъемлемое право наказывать своих крестьян.

Народ на трибунах шумно начал обсуждать слова обвиняемого. Судя по тональности, публика, была полностью на стороне истязателя. А вот у генерал-прокурора Беклешова имелось иное мнение. Он скучным тоном зачитал весь список прегрешений арестованного. Здесь мне откровенно повезло, ибо Александр Андреевич терпеть не мог подобных преступлений. Уж очень у него было обострено чувство справедливости. Я тем временем боролся с собственными вспышками гнева. Десятки запоротых насмерть, изнасилованные девушки и демонстративное игнорирование указа Павла о барщине. Вот последнее как раз и могла стать основным пунктом обвинения.

—Ни в каких законах нашей державы не приписано, что помещик имеет право убивать и насиловать своих крепостных. А ваше поведение нарушает все положения, принятые в Империи.

—И что же вы мне сделаете? — усмехнулся низкий и неприятный старик, — Может повестите, обменяв жизнь какого-то говорящего скота, на природного дворянина?