– Меньше чем за минуту вас осталось двое, – спокойно сказал я. – Вы можете уйти с миром, или я сломаю вас как спички, господа.
Парни, которые только поднялись с пола, переглянулись и растерянно посмотрели на лежавших без сознания товарищей.
– Ты… их не прикончил?
Я только пожал плечами:
– Может быть. Сами виноваты.
Кожемякин подошел к лежавшему на полу Добрынину. Но был остановлен моим:
– Стоять! Не трогай его! Хотите помочь – вызывайте лекаря. Когда покинете кабинет. А пока – пусть полежат и подумают.
Кожемякин и Вольгин переглянулись и молча прошли мимо нас к выходу. У дверей они обернулись, словно ожидая удара в спину. Но я только улыбнулся и показал открытые ладони. И парни выскочили в коридор.
– А еще дети старейших семей, – покачала головой Муромцева, глядя на лежавшие тела. – И так подло ударить. А ты хорош.
Последняя фраза относилась ко мне. И я улыбнулся.
– Так получилось. Что дальше по учебному плану?
Муромцева улыбнулась и взяла меня под руку:
– Ну, идем, – хитро ответила она. – Посмотрим, что ждет нас снаружи.
Глава 10
Спасение
Следующей по плану была вступительная лекция. И поначалу я даже не хотел на нее идти. Слушать выступления ректора о том, какая честь учиться в Академии, мне не хотелось. Но Виктория все-таки затащила меня в аудиторию незадолго до звонка.
В лекционной было почти две сотни человек. Весь цвет дворянства страны. Мы тихо заняли места на заднем ряду в ожидании начала мероприятия.
– Почему ты решила пойти на учебу? – не удержавшись, спросил я у девушки.
Виктория только пожала плечами:
– Княгине необходимо высшее образование. А мне так и не довелось его получить.
– А почему храмовники?
– Потому что мой отец был храмовником, – резко ответила Муромцева. – Как и твой. Думаю, выбора не было у нас обоих. Кстати, ты уже нашел общий язык с Черновой?
– С кем? – не понял я.
– Девочка, с которой ты болтал возле кабинета истории, – ответила Виктория. – Василиса Чернова.
– О как… – пробормотал я. – Не помню такой семьи.
– Ее отец из бастардов, – пояснила Муромцева. – Дочь в храмовники пристроил папаша. Многие гербовые дома не дошли до нас в полном составе. Вот их и начали заменять молодые семьи. Но приоритет отдается потомственным бесоборцам. Ее отец, к слову, заводной. Сделал состояние на торговле с Мезоамерикой и купил герб.
– А я думал, места на факультете храмовников распределяются по праву крови…
Муромцева посмотрела на меня, словно сомневалась, в своем ли я уме:
– Верховный настоятель Беломорцев очень любит деньги. Как и все жрецы. Поэтому договориться с ним сложностей не составило.
Я покосился на Викторию, начиная понимать, как она попала на факультет. И она беззаботно кивнула, подтверждая мои догадки.
– Ну, наверное, поэтому мы с ней и нашли общий язык, – невесело ответил я, смотря на сидевшую в нескольких рядах от нас Василису.
Девушка словно ощутила направленное на нее внимание и оглянулась. Поймала мой взгляд, мило покраснела и тут же отвернулась. Собранные в хвост волосы забавно качнулись.
В коридоре прозвучал звонок, и разговоры в лекционной мигом стихли. Порядок здесь соблюдали без напоминаний. Быть может, здесь тоже были в чести розги. Хотя сложно представить дворян, которых секли, словно простолюдинов. А к трибуне вышло несколько человек.
Впереди шел сын императора. Константин, кажется. Я не особо следил за социальными сетями наследников престола и угадал его лишь по траурному мундиру. За наследником шли глава охранки Калинин, верховный настоятель Беломорцев и ректор Имперской академии Иван Павлович Ильин. И Анастасия.
Муромцева покосилась на меня:
– Твоя сестра?
– Председатель студенческого совета, – пояснил я. – Она будет выступать с докладом.
– Второй курс – и уже председатель? – сощурилась княгиня.
– Угу, – буркнул я. – Очень способная студентка.
Сестра выглядела достойно и наверняка знала об этом. Ее форменная юбка могла похвастаться острыми заутюженными складками, о которые можно порезаться. Курточка почти полностью скрывала рубашку, являя миру лишь манжеты и воротничок-стойку, на котором виднелась брошь с кроваво-красным камнем, нацепленная в знак траура. Белые волосы были по-обычному стянуты в высокий хвост, открывая породистое лицо и изящную шею.
Первыми выступили Калинин и Беломорцев. Их речи вполне соответствовали ведомствам, которые они представляли. Калинин говорил четко и по существу. Будто раздавал приказы и не ждал возражений или уточнений. А Беломорцев излагал более пространно и витиевато. Но все ж таки интересно. Голос его падал и взлетал на нужных фразах. Сразу было видно, что проповеди читать он умел.