Бесогон из Ольховки

Однажды батюшка Климентий решил осмотреть подвалы храма. Спустившись с Сонькой по крутой лесенке, они обнаружили сводчатый, совершенно сухой подвал со склепом, сооруженным под алтарем. В нем покоились родители великого полководца и строителя храма сего, почившие еще в восемнадцатом веке в царствование императрицы Екатерины Великой. Съеденный ржавчиной замок рассыпался в крепких ладонях батюшки.

Со скрипом отворили массивные створчатые двери. Дрожащая от страха Сонька светила фонариком. Пыль и паутина свисали с потолка серыми гирляндами. На каменном постаменте, покрытые толстым слоем пыли и обложенные тусклыми серебряными венками стояли два старинных гроба на дубовых ножках-балясинках, с массивными кистями по углам, покрытые истлевшей парчой. Батюшка поддел стамеской крышку гроба и снял истлевшую пелену. Здесь было тело старика в парике с коричневым высохшим лицом, тонким носом и запавшим беззубым ртом. Покойник был в мундире генерал-аншефа Екатерининских времен. Высохшая коричневая кисть руки сжимала позолоченный эфес шпаги, грудь опоясывала красная муаровая лента с орденской звездой на боку.

Когда батюшка отрыл второй гроб, то увидел покойную хозяйку усадьбы — старую барыню с коричневым усохшим лицом в большом парике, когда-то белым, теперь пожелтевшим, с брюссельскими кружевами и шифром флейрины на плече. Из гробов поднимался запах плесени и каких-то восточных ароматов.

— Ну, ладно, отец, отслужи литию по покойным, и уйдем отсюда.

С приходом лета, когда не стало надобности топить печи в храме, батюшка Климентий принялся за реставрацию иконостаса. Потускневшая позолота ажурной резьбы по дереву и чудные иконы фряжского письма лучших мастеров кисти восемнадцатого века требовали профессионального мастерства высокого класса, и батюшка в помощь себе пригласил знакомого живописца из Ленинграда. Ему отвели отдельную комнату в просторном поповском доме, и они с батюшкой, не торопясь, приступили к реставрации, проводя в храме целые дни от утра до вечера. Прерывались только на обед, степенно шли в трапезную, где матушка их потчевала, чем Бог послал. Хотя в деревне не очень-то разбежишься с деликатесами, но хорошие наваристые щи, гречневая каша, жареная рыба и клюквенный кисель всегда были на столе. Приохотившиеся ко храму прихожане иногда приносили и мяса, и кур, и гусей. Батюшка Климентий еще больше раздобрел и был гора горою, а хлопотливая Сонька — все такая же маленькая мышь.

Перед началом реставрации в храм приезжали какие-то фотографы и тщательно снимали интерьер и особенно — иконостас. Говорили, что для журнала. Сонька потом ругала батюшку, что документов не спросил у этих фотографов. Ох и прозорливая эта Сонька!

Однажды ненастным утром Сонька месила опару на хлебы, а мальчуган ее стоял рядом и, держась за юбку, клянчил булку со сгущенкой. Вдруг, через мутные стекла кухни она увидела подъехавший серый джип, из которого вышли трое мужчин в рабочей одежде и направились в храм.

— Какие-то помощники из города к батюшке, — подумала она.

Однако вскоре она услышала хлопки выстрелов. Из храма выбежал живописец и, обливаясь кровью, упал на траву. Когда Сонька вбежала в храм, батюшка, вооруженный короткой толстой доской, отбивался от грабителей. Одному он переломил руку, и пистолет полетел куда-то в угол. Двоих успел оглушить доской, и они лежали на полу. Бандит со сломанной рукой бросился в угол к пистолету, но Сонька, как кошка, прыгнула на него и, вцепившись мертвой хваткой, повисла на нем и не давала двинуться с места. Мощный кулак батюшки опустился на голову бандита, и тот мешком повалился на пол. Сонька от строительных лесов притащила веревку и моток электропроводов, и они вдвоем связали оглушенных бандитов по рукам и ногам. Тут батюшка захрипел, закашлял, выплевывая кровь, и опустился на солею. У него свистело в боку, и кровавая пена пузырилась на губах. “Они мне прострелили легкое”, — сказал он и потерял сознание.

— Ой, не умирай, Климушка, не умирай, негодный мальчишка! А то я тебе задам! — завопила Сонька, и опомнившись, побежала к телефону. Через полчаса прибыла милиция и скорая помощь. Батюшка был жив, и порывался сам идти в машину, но тяжело дышал и его понесли на носилках. Края рясы волочились по траве, и он иерейским благословением благословил храм, Соньку и младенца. Живописец был уже мертв. Бандитов сволокли в милицейскую машину. Набрав скорость, обе машины скрылись из вида. Батюшка пролежал в районной больнице целый месяц, его удачно прооперировали

и здоровье постепенно поправилось.

Следователь прокуратуры, навестивший его в больнице, говорил ему:

— Не надо было оказывать сопротивление вооруженным бандитам. Ну, выломали бы они иконы, ограбили ризницу и уехали.