Присутствовавший в кабинете Апухтин едва сдержался, чтобы азартно не потереть руки. Солидно надо выглядеть. Он же не мальчишка какой.
Единственная в отделении машина – грузовик «АМО» – заглохла еще вчера и отказывалась вести с водителем конструктивный диалог. Так что собравшейся группе захвата, состоявшей из Васильева, Далакяна, двух местных оперативников и Щербакова, пришлось топать на задержание пешком. Но это не страшно, поскольку идти до цели было где-то с полчаса. Вряд ли за это время фигуранты подадутся в бега.
– Ты вперед не лезь, – напутствовал по дороге Васильев Апухтина. – Только суету наведешь. А толку с твоих гимнастических упражнений ноль.
Молодой сотрудник решил было обидеться, но вынужден был признать обоснованность оценки своей боевой значимости. Конечно, с Васильевым да и с местными ушлыми оперативниками в деле силового задержания ему не тягаться. Прокурор и есть прокурор – его дело в стороне с папочкой постоять, а потом процессуальные документы составить. Чернильница такая на ножках.
Наконец, впереди показался воткнувшийся как-то нагло поперек улицы покосившийся деревянный домишко в три окошка с небольшим огородом и сараем.
Сотрудники осторожно окружили дом, отрезая все пути к отступлению. Проверили оружие. И рванули на штурм.
Кто-то вломился в калитку. Кто-то резво перемахнул через местами покосившийся и готовый лечь на землю забор. Васильев поднялся на крыльцо и, примерившись, молодецким ударом ноги высадил дверь. Сотрудники ворвались в помещение с криком:
– Угрозыск! Оставаться на местах! Руки поднять!
И тут все пошло криво и не по задуманному. Шкурник и его сожительница вовсе не спали, а чаевничали в полуодетом виде. Завидев незваных гостей, бандит вскочил и яростно уставился на них.
Оперативники навалились на него, пытаясь заломить руки за спину. Но он молодецки повел плечами, и нападавшие как куклы разлетелись в стороны. Очень уж здоров он был.
Раскидав противников, Шкурник ударом ноги опрокинул стол, так что медный самовар покатился по полу, разбрызгивая кипяток. А сам ринулся напролом с трубным ревом взбешенного слона: «Зашибу-у-у!»
Разогнался он, как маневровый паровоз, и были шансы, что он снесет все преграды на своем пути и вырвется на оперативный простор.
Тут Васильев выстрелил вверх. Пуля нагана калибром 7,62 миллиметра впилась в низкий дощатый потолок.
– Стоять! Застрелю! – рыкнул начальник краевого уголовного розыска.
При этом на успех он не сильно надеялся и уже прикидывал, стрелять ли дальше по ногам, а это не факт – что остановишь. Или лупить сразу в голову – оно, конечно, эффективнее. Но кто тогда Бекетова сдаст?
Но произошло поразительное. После выстрела Шкурник замер на полушаге. А потом тяжело рухнул всей своей тушей на колени, съежился. Прикрыл голову руками и жалобно застонал на глазах у изумленных таким поворотом сотрудников.
Как потом поведал Шкурник, он до паники и полной потери воли боялся огнестрельного оружия. Ему было пятнадцать лет, когда около рынка в Краснодаре цыганка нагадала, что погибнет он от пули. И эта мысль тогда настолько глубоко засела в нем, что, едва заслышав звук выстрела, он терял самообладание и съеживался, как маленький мальчик. Чем пользовался и Бекетов, когда надо было охолонить помощника. И удачно воспользовались сотрудники угрозыска.
Связали Шкурника покрепче. Усадили на лавку.
Сожительница Катерина подняла крик и вой. Призывала голосисто народ на помощь, подскочив к окну: «Ни за что к честным людям пришли! Убивают!»
Но ее угомонил Васильев, притом специфически. Взял лежащий на кровати кожаный ремень, да и хлопнул с размаху, очень больно, по мягкому месту. Ошарашенная женщина, ощутив мужскую силу, тут же заткнулась. Ее усадили на лавку рядом со Шкурником, яростно сопящим, но уже не помышляющим о бунте и побеге.
При обыске в мешках, которые парочка принесла с собой, обнаружили носильные вещи с пятнами крови. А под досками пола лежали документы на имя троих человек – не местных.
– Каяться будешь? – спросил Васильев громилу.
– Тебе нужда – ты и кайся, – зло пробормотал Шкурник. – А мне не в чем каяться. Поклеп на меня возводят…
Глава 36
1932 год
Шкурник уперся намертво. Во время допроса, сидя на табурете, со скованными наручниками за спиной руками, он еще сперва что-то брякал в ответ, глупое и несуразное, а потом уперся рогом и вообще перестал отвечать. Смотрел исподлобья свирепо. Казалось, еще немножко – и он ринется в атаку.
Конечно, оперативники долго терпеть такое несговорчивое поведение не стали. Особенно после жаркого задержания, когда пострадала почти вся группа захвата – кто-то был ошпарен кипятком из самовара, у кого-то повреждена рука и ныл бок. Так что наваляли задержанному от души и со всей пролетарской решительностью.
Но вот только это ни к чему не привело. Шкурник лишь похрюкивал от ударов и зло шипел что-то неразличимое. Создавалось впечатление, что именно в такой ситуации он вполне в своей тарелке.
– Бить его было бесполезно – его всю жизнь били, – подвел итог Васильев.