- Знахарство? Так вот, запомните раз и навсегда, - напористо, и сердито, и назидательно заговорила Кла- ра, - что всякий, кто берется лечить даже насморк человека, но не имеет на это соответствующего права, есть потенциальный п р е с т у п н и к. - Особенно четко и страшно выговорилось у нее это "преступник". И это при бабках, которые вовсе орудовали в деревне всякими травками, настоями, отварами, это при них она так... Все смотрела на Клару. И тут понял Серега, что отныне жену его будут уважать и бояться. Он ликовал. Он мо- лился на свою очкастую богиню, хотелось заорать всем: "Что, съели?! А вякали!.." Но Серега не заорал, а опять заплакал. Черт знает что за нервы у него! То и дело плакал. Он незаметно вытер слезы и закурил.
Славка что-то такое еще говорил, но уже и за столом заговорили тоже: Славка проиграл. К Кларе потянулись кто с рюмкой, кто с вопросом... Один очень рослый родственник Серегин, дядя Егор, наклонился к Сереге, к уху, спросил:
- Как ее величать?
- Никаноровна. Клавдия Никаноровна.
- Клавдия Никаноровна! - забасил дядя Егор, расталкивая своим голосом другие голоса. - А, Клавдия Никаноровна!..
Клара повернулась к этому холму за столом.
- Да, я вас слушаю. - Четко, точно, воспитанно.
- А вот вы замужем за нашим... ну, родственником, а свадьбу мы так и не справили. А почему вообще-то? Не по обычаю...
Клара не задумывалась над ответами. Вообще казалось, вот это и есть ее стихия - когда она в центре внимания и раздает направо и налево слова, улыбки...
Когда все удивляются на нее, любуются ею, кто и завидует исподтишка, а она все шлет и шлет и катит от себя волны духов, обаяния и культуры. На вопросы этого дяди Егора Клара чуть пригнула в улыбке малиновые губы... Скользнула взглядом по технократу Славке и сказала, не дав даже договорить дяде Егору.
- Свадьба - это еще не знак качества. Это, - Клара подняла над столом руку, показала всем золотое кольцо на пальце, - всего лишь символ, но не гарантия. Прочность семейной жизни не исчисляется количеством выпитых бутылок.
Ну она разворачивалась сегодня! Даже Серега не видел еще такой свою жену. Нет, она была явно в ударе. На дядю Егора, как на посрамленного бестактного человека, посыпалось со всех сторон:
- Получил? Вот так.
- Что, Егорша: спроть шерсти? Хх-э!..
- С обычаем полез! Тут без обычая отбреют так, что... На, закуси лучше.
Серега - в безудержной радости и гордости за жену - выпил, наверно, лишнего. У него выросли плечи так, что он мог касаться ими противоположных стен дома; радость его была велика, хотелось обнимать всех подряд и целовать. Он плакал, хотел петь, смеялся... Потом вышел на улицу, подставил голову под рукомойник, облился и ушел за угол, под навес, покурить и обсохнуть. Темнеть уже стало, ветерок дергал. Серега скоро отошел на воздухе и сидел думал. Не думал, а как-то отдыхал весь - душой и телом. Редкостный, чудный покой слетел на него: он как будто куда-то плыл, повинуясь спокойному, мощному току времени. И думалось просто и ясно: "Вот живу. Хорошо".
Вдруг он услышал два торопливых голоса на крыльце дома; у него больно екнуло сердце: он узнал голос жены. Он замер. Да, это был голос Клары. А второй - Славкин. Над навесом была дощатая перегородка, Славка и Клара подошли к ней и стали. Получилось так: Серега сидел по одну сторону перегородки, спиной к ней, а они стояли по другую сторону... То есть это так близко, что можно было услышать стук сердца чужого, не то что голоса или шепот, или возню какую. Вот эта-то близость - точно он под кроватью лежал - так поначалу ошарашила, оглушила, что Серега не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
- Чиженька мой, - ласково, тихо - так знакомо! - говорила Клара, - да что же ты так торопишься-то? Дай я тебя... - Чмок-чмок. Так знакомо! Так одинаково! Так близко... - Славненький мой. Чудненький мой... - Чмок-чмок. - Сладенький...
Они там слегка возились и толкали Серегу. Славка что-то торопливо бормотал, что-то спрашивал - Серега пропускал его слова, - Клара тихо смеялась и говорила:
- Сладенький мой... Куда, куда? Ах ты шалунишка! Поцелуй меня в носик.
"Так вот это как бывает, - с ужасом, с омерзением, с болью постигал Серега. - Вот как!" И все живое, имеющее смысл, имя, - все ухнуло в пропасть, и стала одна черная яма. И ни имени нет, ни смысла - одна черная яма. "Ну, теперь все равно", - подумал Серега. И шагнул в эту яму.
- Кларнети-ик, это я, Серый, - вдруг пропел Серега, как будто он рассказывал сказку и подступил к моменту, когда лисичка-сестричка подошла к домику петушка, и так вот пропела: - Ау-у! - еще спел Серега. - А я вас счас буду убива-ать.