Беспамятство

Что я, дура? Зато я знаю, чего боишься ты - одиночества.

Точно нс дура. Ты на свободе, а я в ловушке, опрокинута внутрь своего Я, а мысли и чувства — как непреодолимые решётки на городских окнах. Если бы ты знала, как меня угнетают эти железные переплёты!

Вот, вот. Некоторые наши тоже подались в города, там и библиотеки и помойки побольше. Самая жирная жизнь и самая большая сеть мусоропроводов в Москве, но воздух отвратительный и дохнут чаще.

Травят?

Да нет. От обжорства. Отходов много: нажившие богатство неправедным путём выбрасывают всё подряд - плохое и хорошее, часто совсем новое, чтобы завтра купить другое, тоже ненужное. Мне привычнее здесь, подальше от дурных примеров. Еда экологически чистая, крысята на просторе играют, рыбкой в пруду балуются. Чтобы добыть пищу, надо приложить больше усилий, значит, нс растут лоботрясами и есть шанс сохранить традиции,

Ольга удивилась:

— Зачем крысам традиции?

Традиции нужны всем. Выживаемость поднимают.

А выживать зачем, если смерть неизбежна?

Крыса насмешливо потрясла ушами:

Такого знания никому не дано — ни нам, ни нам. Тут мы равны.

Неправда. У нас есть Бог.

С богом вы перемудрили. Напридумывали разных, кому каких удобно. А православные нововеры еще разделили своего на три части - одного, что ли, мало? Утверждаете, бог создал вас по своему образу и подобию. Тогда откуда у человека мощные челюсти и тридцать два зуба, если бог нс грызёт кости и не ест мяса? И как быть с останками пралюдей, которых ученые откопали в разных местах? Внешность неандертальцев или питекантропов имеет мало общего с современным человеком и сильно отличается от отпечатка лица Иисуса на полотенце, которым он утёрся по пути на Голгофу. Выходит, Сын выглядел иначе, чем Отец, но это не сходится с тем, что Иисус одна из ипостасей Всевышнего. Таких нестыковок без счёту. Скажу тебе от сердца — когда объедков вдоволь, нора просторная, партнёр обеспечен на время течки, то бог нс нужен.

Ольга ужаснулась.

Хоть ты и съела в своё время Библию, но переварила плохо. О душевных муках и жизни духа понятия нс имеешь!

Я о своём племени пекусь. У нас вообще принято помогать друг другу. А ты, с твоими духовными запросами, кому нужна? Тебя все бросили.

Я сама их так попросила.

Утешение обманом - тоже путь. Только ведёт к печали. Ну, пока, заболталась. Дело к осени, забот много.

Крыса пискнула и исчезла.

Каждый вечер Ольга ставила в закуток за печью глубокую тарелку с молоком - кто знает, сколько их там? - выкладывала на газету остатки мяса, куриные кости, хлеб и домашний сыр, который делала из творога Спиридоновна. Поутру дары исчезали, а крыса пару раз являлась, благодарила без лизоблюдства, с чётко выраженным достоинством. Но длинного разговора не получалось - крыса спешила: пора заготовок на зиму нс оставляла ей времени, к тому же она недавно в очередной раз собиралась рожать. Пообещала — зимой побалакаем! Ольга улыбнулась — очень обнадёживающе!

Своеобычный собеседник, а все-таки живая тварь рядом, и очень неглупая. Теперь это была сё реальность. Её личная и очень

важная реальность, смягчавшая одиночество, к которому она так стремилась, живя в Москве, чтобы избежать свидетелей своих переживаний, Одиночество только маячило где-то впереди и ещё нс наступило всерьёз, а уже потеряло ореол чудодейственного средства от душевной боли. Пока ещё Ольга до конца нс осознала, что её натуре одиночество противопоказано, и вечерами интуитивно тянулась к старухам, даже к Таньке Косой и Матвеевне, рассказывала им про столицу и разные заграничные города.

Стояла бабья осень, последняя мягкая тёплая пора перед долгим ненастьем, Ольге в голову нс приходило, что осень в деревне окажется такой прекрасной и гак приятно будет сидеть перед палисадником на отполированной задами деревянной скамье без спинки. Столбцы уже подгнили, недавно Максимка поставил новые, но доску, на которой сидела ещё его прабабка нс тронул. Иногда Ольга безо всякого дела ездила в Фиму, хоть каждый раз польза от поездок была - привозила на всю деревенскую общину хлеб, мыло, свечи и вообще все, что заказывали.

Кажется, самое время выбраться в поле. Но она все отодвигала этот поход, придумывая разные мелочные предлоги. Так битые жизнью откладывают «на потом» единственное удовольствие, чтобы никакие случайные помехи не воспрепятствовали насладиться им в полную силу. Главным препятствием был глубоко спрятанный страх разочарования — а вдруг она выдумала этот простор, и ощущение освобождения от всего, что было и что будет, сё там не ждёт? Что тогда? Ведь в зависимости от этого ожидания оиа выстраивала свою новую жизнь. Возможно, глупо, по-детски, но нужно же ей к чему-то прилепиться, во что-то верить?