Наконец, в сухой ветреный день наследница фамилии Чеботаревых (о том, что оиа также и Большакова, Ольга запретила себе думать) собралась с духом, надела стеганку, резиновые боты, повязала голову мохеровым шарфом и направилась в ноле, которое вначале нс узнала — словно попала в чужую сторону. Та часть, хорошо распаханная, на которой прежде сеяли рожь, гречих}^ и овёс и которая была житницей края, заросла березами, а другую обитатели Фимы и близлежащих деревень заняли под личные, довольно внушительные, огороды, поделив землю на квадратики и полоски. Урожай давно убрали, картошку выкопали, почва осела, но знающий мог прочесть по характеру кочек, что тут росло. За
этим полем, если нс полениться и пройти километр-два но меже, открывалась голая земля, Тут давно не пахали, жёсткая дернина отвергала семена деревьев, поэтому пейзаж нс изменился с тех пор, как Ольга помнила сто по предыдущей поездке.
Тугой ветер пластал сухие стебли серой отжившей травы, бил Ольге в лицо, мешал дышать и смотреть, выдёргивал из-под шарфа длинные пряди волос. Справа вдалеке угадывались холмы, а впереди, за оврагами, до самого горизонта тянулась бескрайняя равнина. В огромности этого однообразного пространства таилось что-то первозданное, непостижимое, требующее принять себя на веру, как бесконечность в математике. Рождалось обманное ощущение вечности жизни. Поле лежало спокойно, будто ни на что не претендуя, но от него исходило торжество той самой силы, которую принято называть стихией. Человек в этой безмерности - былинка. Чтобы устоять, нс затеряться в вечности, нужен Бог.
Ольга подумала, что подобные мысли никогда не возникли бы у нес в Москве, Горожане давно утратили ощущение свободы духа, а Бога им заменили деньги. О деньгах кричали газеты, телевидение, реклама, финансовые пирамиды, на каждом шагу в крошечных забегаловках и больших банках меняли валюту. Деньги сделались религией, при этом для доказательства их вселенской силы не требовалось совершать чудеса. Деньги сами и чудо, и блаженство на земле, Небесный суд, если он есть, тоже можно купить, делая щедрые пожертвования церкви,
Ольга тряхнула головой, избавляясь от набивших оскомину образов, которые пребывали в диссонансе с окружающей природой. Она раскинула руки, чтобы почувствовать ветер всем телом. Казалось, ещё немного, ещё чуть-чуть - он подымет сё и понесёт. Ах, как хорошо было бы улететь за видимый край и приземлиться в другом измерении, оставив боль и утраты на грешной земле! Ольга долго стояла так, сначала в наивной надежде, потом уже без надежды, но всё равно чувствуя облегчение. А главное, исчезла боязнь, что кольцо ежедневной рутины есть последнее и окончательное состояние души и тела, вырваться из которого нельзя.
Прошло, наверное, не меньше часа, пока она вдоволь насладилась возрожденным интересом к миру. Потом нехотя развернулась и медленно двинулась назад. Возле рощи остановилась, сражённая волшебной картиной. Нежные берёзовые листочки пожухли и
словно измельчали, а частью уже и осыпались. Обобранные ветром тонкие ветви грустно, но доверчиво клонились к земле, словно ожидая от нес защиты. За белыми стволами просвечивало красное золото растущих позади клёнов и лимонная желтизна осин, но лес уверенно утверждал жизнь вечнозелёной хвоей и зеленью дубов, более стойких к ночным холодам. Растения медленно готовились к зимнему оцепенению, но пока ещё были полны соков и щедрых красок и исторгали такую радость бытия, что перехватывало дыхание. «Как в любовном порыве», — вспомнила Ольга и поразилась, что запретные для нес нынче слова нс вызвали привычной горечи. Может быть, эта красота и есть смысл всего сущего? Во всяком случае, он где-то близко, совсем близко. По телу прошел озноб — вот сейчас должно открыться, зачем она столько лет мучилась!
Не открывалось. Значит, ещё нс время.
Она опять повернулась лицом к полю: до самой дальней дали — ни души, только небо и воздух, напитанный густыми запахами уходящего лета с тонкой осенней горчинкой. «Господи, - громко сказала Ольга, зная, что человек её нс слышит, а услышит ли Бог, ей нс узнать. - Господи! Спасибо тебе, что позволил насладиться прелестью Твоего Творения. Я знала, что такая красота где-то есть, по крайней мере, должна быть, но никогда не видела её сердцем. Спасибо, Господи, за милость - открыть мне неведомое прежде счастье. И нет во мне больше ненависти, а есть одна любовь.»
Она услышала, как смолк её голос, и в наступившей тишине повисло удивление — неужели она обрела веру? Так внезапно и так легко? Или это еще нс вера, а только возрождающийся инстинкт жизни?
Ольга возвратилась домой, бережно неся в себе новый свет и предвкушение радости. Она была сражена открытием, что в ней, вопреки ударам судьбы, сохранилась жажда жить и способность чувствовать красоту мира. А как же Макс, предательство отца? Похоже, ей удалось забыть свое прошлое, в котором отрада всегда зависела от других людей, а не от неё самой. «О, если б навеки так было!» - мысленно пропела Ольга мелодию Массне.