Беспамятство

Ольга вскочила с остывающей лежанки, добежала до железного ведра в углу, заменявшего ей унитаз, и снова метнулась под груду одеял. Она вздрагивала всем телом то ли от холода, то ли от безысходности. Вставать точно не имело смысла. Имело ли смысл жить — она снова сомневалась. Зачем затеяла побег от цивилизации, возврат к природе? Давно отброшенный человечеством за несостоятельностью путь. Впрочем, нет ничего общеполезного. Одному нс подходит, а другому окажется в самый раз. Нс все еще испытано, надо довести начатое до конца, потом делать выводы. Вот чего ей никогда нс одолеть - так это одиночества. Получалось, что быть кому-нибудь нужной и есть главный жизнеутверждающий постулат. Кто бы сказал ей - я люблю тебя и хочу, чтобы и ты меня любила - тогда стоит сопротивляться. Правда, существует Рома, но он чужой муж и отец, терзать его дальше негуманно. Еще есть Валентина и его дети. Нет, нельзя даже в мыслях падать так низко. Какая же она была дура, что не родила! Ольга испытала запоздалое, но от этого не менее острое сожаление.

Страдание, отодвинутое на время, грозило вернуться. Усилием, почти невероятным для раненой души, Ольга загнала тоску в дальний закоулок памяти и вновь забылась. И приснился ей сон — сладкий и ужасный. Она снова была Лялей, юной и успешной. Увидев Макса, говорит ему: отчего это вы с девушками любезничаете, а со мною нс хотите? Так вы замужем, мне неловко, отвечает он, и смотрит внимательно, а стоит совсем близко, так близко, что у неё от волнения пересыхает в горле. Но мы же нс можем друг без друга, говорит она, чувствуя, что обретает ускорение и стремглав летит в неизвестность. Не можем, соглашается он и прижимается щекой к ее щеке, а она, затормозив полёт, обмирает от нежности и детской доверчивости: несомненно, что из множества душевных состояний ей положено только счастье.

Ольга могла бы поклясться, что в действительности никогда нс испытывала ничего подобного. В этом чувстве нс было страсти, даже намёка на плотские желания - одна безграничная нежность. Хотелось прикоснуться, прильнуть - и умереть в объятиях. Она задыхалась, растворялась в нежности, тонула в ней, как тонут в реке или морс. Сладчайшее блаженство такой силы, от которого ноют зубы и останавливается дыхание. Утончённая, томительная, невозможная нежность, рождённая воображением. И уже во сне - мучительная, смутная догадка, что это только сон. Догадка делала сон беспокойным, но нс мешала ему длиться.

Наконец тягучая волна нежности достигла апогея и отступила, оставляя за собой обрывки сказочной мишуры и беспредельную пустоту. Ту самую пустоту, к которой Ольга так стремилась, чтобы позабыть душевную боль. Но пустота оказалась хуже страданий. Пустота утверждала, что смысл бытия отсутствует и ждать спасения напрасно. Ольгу охватил ужас: нежность уплыла, и она нс могла сс вернуть. Ей бы заплакать, забиться в рыданиях, освобождаясь от нервного напряжения, но горе давно высушило влагу глаз. «Господи, верни мне слёзы или я захлебнусь в печали!» Воздух со свистом втянулся в лёгкие, грудь судорожно поднялась - раз, другой - и изо рта вырывался жуткий, душераздирающий вопль, похожий на тот, что настиг сё в больнице.

Пронзительный звук оглушил и разбудил Ольгу, Она наконец проснулась, продолжая кричать наяву, уже сознательно, вмещая в этот крик тоску по Максиму, по обделённой любовью маме, по образу отца из детства, по Ромке со Светиком, которых она нс умела ценить, по самой себе, обманутой призраком удачи. По своей нелепой жизни. С надрывным криком, казалось, из неё выходили тёмные сгустки горя, и она кричала, пока нс осипла. Звук отдавался в ушах и пронзал мозг раскалённой спицей, но чем больше физических сил он требовал, тем настойчивее отвлекал от боли внутренней. Энергии на нравственные страдания уже нс оставалось.