Беспечные ездоки, бешеные быки

Однажды ей в числе нескольких участников группы довелось сопровождать Копполу на демонстрацию рабочего материала президенту Маркосу и его супруге Имельде. «Дворец походил на крепость, воплощение обиталища зла всего сущего, — вспоминает Матисон. — В зале располагался обеденный стол — метров шесть в длину, — на котором для нас рядами выложили несметное количество шоколадных конфет и батончиков, всего сотнями: сотня батончиков «Кларк», сотня — «Трёх мушкетёров» и так далее. Имельда Маркое появилась в огромном зале в сопровождении своей свиты из женщин, одетых с иголочки, и исключительно от «Шанель». И это при том, что на нас были чёрные вьетнамские пижамы. Чуть позже из другой двери вышел президент со своими людьми. Супруги обменялись вежливыми поклонами головы; думаю, они не виделись несколько лет. Пока Фрэнсис выступал с приветственной речью, Витторио налаживал проектор, а женщины хихикали, уплетая за обе щеки сладости. Супруга президента сидела передо мной и каждый раз, когда на экране появлялся симпатичный парень, она обращалась ко мне с вопросом: «Это Марлон Брандо?». Сюр!»

Коппола не утруждал себя тем, чтобы скрывать от Элли своё увлечение другими женщинами, да и к ней относился без лишних церемоний. Вот что по этому поводу рассказывает один из рабочих киногруппы: «Вела она себя тихо, незаметно, стараясь остаться в тени. Видно было, что ей сильно достаётся. Кроме негодования, такое отношение к собственной жене ничего вызывать не может». По рассказам другого очевидца, на ежедневных просмотрах Фрэнсис обычно сидел в первом ряду. Слева от него размещался редактор, справа — «муза недели». За режиссером ставили 10 — 15 стульев для Стораро, его ребят и прочих зрителей. Элли же приходила позже всех и устраивалась сзади на полу. Однажды, впрочем, подобное случалось постоянно, приземлившись па площадку в собственном самолёте, режиссёр спрыгнул на землю первым, за ним пилот и очередная подружка. Рабочие выгрузили оборудование и только потом появилась Элли. Народ язвил по этому поводу, мол, жена режиссёра пряталась в грузовом отсеке. Как и Сэнди Уайнтрауб, Элли нелегко жилось с человеком, который всегда был в центре внимания, слыша речи только о своей гениальности. Она чувствовала, что просто обязана каким-то образом сдерживать потоки лести, обрушивавшиеся на мужа и решила быть сдержаннее в своих хвалебных оценках. Фрэнсис обижался, потому что именно её одобрение было для него важнее мнения остальных. «Не думаю, что жена верила в меня, — жаловался режиссёр. — Она прислушивалась к другим и соглашалась с их оценками. Что с неё взять — заурядный человек. Её сомнения по поводу моего творчества мало чем отличались от недоуменных гримас массовки!»

Напротив, восхищение, читаемое в глазах Матисон, рассеивало малейшие сомнения, иногда посещавшие режиссёра, и возбуждало. «Это напоминало вечную коллизию, когда ученица влюбляется в своего профессора, — объясняет Коппола. — Её вера добавляла уверенности и мне… Вообще, вера в свои силы — великая вещь. Не то, что когда изо дня в день зудят: «Ты споткнёшься, ты обязательно провалишься». А с ней я всегда чувствовал себя на миллион долларов. Ну, в том смысле, что я — талантлив и мне всё по плечу».

Как-то человек из съёмочной группы без обиняков спросил, как Фрэнсис может так бесчеловечно относиться к Элли. «Знаешь, в моей жизни есть три женщины, все очень разные и каждая занимает определённое место. Я не причиняю им боли. Всё держится па мне и мне это доставляет удовольствие. Заметь, никто не в накладе. А Элеонора и семья счастливы, потому что счастлив — я!». Правда, вокруг оставалось много людей, которым не добавляло радости то, что режиссёр предпочитал съёмкам шедевра секс и наркотики, но они молчали, потому что осознавали свою миссию соучастия в Творении.

В декабре 1976 года, на заключительном этапе съёмок «Части II», Коппола ещё раз остановил производство, чтобы распустить коллектив на Рождество. В Нью-Йорке он тут же столкнулся с Кэйл. Как всегда, советы посыпались словно из рога изобилия. Критик предостерегла режиссёра от включения в ленту «Полёта валькирий», который в недалёком будущем станет визитной карточкой фильма. В этой сцене эскадрилья американских вертолётов, как стая хищных птиц, изрыгает на крытые соломой лачуги и играющих во дворе школы детей ракеты и напалм. А полковник Килгор в исполнении Роберта Дювала, наблюдающий за серфингистами, произносит: «Люблю запах напалма по утрам». Коппола вспоминает: «Такое впечатление, что Кэйл всё про всё на свете знает. Она рассказала, что Лина Вертмюллер [163] уже использовала «Полёт» в своей картине «Семь красоток». Уверен, что Кэйл не ровно дышала ко мне, потому что доза моего подхалимажа никогда не дотягивала до её нормы».